| Этот язык доступен теперь только тем, кто имеет внутреннюю силу. – Жрецам, что ли? Но они все – чёрные изнутри! – Сила не имеет окраски, ею могут управлять, к великому сожалению, не только светлые души. Если человечество выживет, в чём я сомневаюсь, используемые им технологии будут мало чем отличаться от магии. Хотя опять же в массовом порядке такое владение магией чревато серьёзным искушением употребить её во благо себе любимому и во вред другим. Люди не доросли до неё этически. – А технологии между тем становятся всё изощрённее. – Вот почему человечество висит над бездной небытия: природе противны великаны с куриными мозгами. Помолчали. Вимана пролетела ещё одну анфиладу пустот. Гамаюн вдруг выключил прожектор. Впереди стал виден тусклый кружок света, похожий на стёртую серебряную монету. – Выход? – неуверенно произнёс Буй-Тур. – Очень приличная пещера. Освещённая. – Сколько мы пролетели? – Больше двух тысяч километров. – Тоннель прямой как рельс, Мандель не мог никуда свернуть. – Он впереди. – Ты уверен? – Я его чувствую… точнее, Глашку. «Серебряная монетка» приблизилась, превратилась в колечко: в тоннель из какого-то невидимого пока подземелья просачивался свет. – Приготовься, – сказал Гамаюн отрывисто. Вимана преодолела оставшиеся до освещённого пространства сотни метров и зависла на срезе тоннеля, превращавшегося впереди в узкий проход, напоминающий горное ущелье с отвесными стенами. Потолок этого щелевидного коридора терялся во мраке, но по стенам змеились светящиеся жилы, создающие эффект паутины. Кое-где ущелье раздувалось пузырями по дну, неровному, каменистому, из которого вырастали бесформенные глыбы и округлые наплывы. Хаос был явно природным, рука человека не касалась его геометрии, и только светящийся паутинный узор на стенах говорил о присутствии какого-то иного порядка. – Закло? – пробормотал Буй-Тур. – Нет, это иллюминаты. Но нас ждут. – Я никого не вижу. Словно в ответ на слова Гордея из левой ниши коридора вывернулась вдруг текучая полупрозрачная струя и метнула в виману ручей ядовито-смарагдового огня. Если бы Гамаюн оставил аппарат там, где он был, в центре тоннеля, увернуться от выстрела он бы не смог. Но реакция у волхва была не хуже, чем у Буй-Тура, а может быть, и лучше, да и чувствовал он тонкие полевые сгущения безошибочно, поэтому успел бросить аппарат в коридор и взлететь над змеистым электрическим разрядом, улетевшим в тоннель. – У нас есть что-нибудь похожее? – сквозь зубы процедил Буй-Тур, имея в виду оружие. Сгусток непрозрачност и воздуха метнулся к ним, как хищник на мирную птицу. Из его полупрозрачного тела вырвалась ещё одна молния, с треском вонзилась в стену коридора. Гамаюн ловко увёл виману от огненного росчерка, направил на скрытого неведомой силой противника и ответил: ярко-зелёный клинок огня сорвался с корпуса виманы, скользнул по краю сгустка, заставив его сманеврировать и на какое-то время забыть об атаке. Буй-Тур перестал видеть струение воздуха, прячущее внутри чей-то аппарат. Но Гамаюн, похоже, чувствовал его местонахождение и ещё дважды посылал вперёд ветвистые молнии разрядов. Один из них нашёл-таки агрессора, и тотчас же тот стал виден в полусотне метров как «глыба льда» линзовидных очертаний. Это была вимана, не отличимая от той, в которой находились Буй-Тур и Анурий Фокич. – Мандель! – выдохнул Гордей. – Это он! Не стреляй! Там же Аглая! Вместо ответа Гамаюн направило виману к чужой «тарелке», выстрелил. Молния разряда коснулась дна вражеской машины, заставила её метнуться вверх. – Не стреляй! – схватил Буй-Тур старика за локоть.                                                                     |