Хелен молча смотрела, как он ищет одежду и натягивает бриджи. Она вспомнила кое-что, о чем собиралась спросить, когда он только вернулся в гостиницу.
— Куда ты ездил?
Его руки, застегивающие пуговицы на бриджах, остановились при звуке ее голоса, потом продолжили работу.
— Я говорил тебе. Я ездил в порт справиться о корабле.
Лежа на боку, Хелен подперла голову рукой.
— Я рассказала тебе о моих секретах. Может быть, пришло время и тебе рассказать о своих?
Это было необходимо после их последних занятий любовью. Он мог по-прежнему оттягивать этот момент, впадая в гнев, как это было неделю назад. Он мог просто притвориться, что не понимает, о чем она говорит. Он не сделал ничего из этого. Он наклонился и поднял ее платье. Держа его в руках, он смотрел так, словно видел перед собой вовсе не светлую ткань, а что-то другое.
— Около семи лет назад я был в американских колониях. Ты знаешь об этом. Я приехал, чтобы написать мою книгу. И еще чтобы потерять глаз.
— Расскажи, — прошептала она, не смея шелохнуться, не смея даже вздохнуть.
Он кивнул:
— Моей целью в Америке были открытия — новые растения и животные. Лучшее место для таких открытий — то, которое человек только начал осваивать, на самом краю цивилизации. Но поскольку это был край цивилизованного мира, и мы воевали там с французами, это было еще и самое опасное место. В таких условиях было разумно присоединиться к армейским частям. Так я провел три года, продвигаясь вместе с ними, собирая образцы и делая записи во время остановок. — Алистэр помолчал, потом тряхнул головой и посмотрел на Хелен: — Прости. Это грустная история. — Он глубоко вздохнул. — Осенью тысяча семьсот пятьдесят восьмого года я присоединился к небольшой воинской части, к 28-му пехотному полку. Мы двигались через густой лес в форт Эдуард, где полк должен был остаться на зиму. Дорога была довольно узкой, деревья подступали очень близко, когда мы подходили к холмам… — Его голос оборвался.
Хелен никогда не видела Алистэра таким. Воплощенное отчаяние и боль. Ей хотелось плакать. Он откашлялся.
— Как я обнаружил позднее, это место называлось Спиннер-Фоллз. — Мы были атакованы с двух сторон французами и их индейскими союзниками. Излишне говорить, что мы проиграли битву. — Он попытался улыбнуться, но не смог. — Я сказал «мы» не просто так. В гуще битвы нельзя остаться сторонним наблюдателем. Хотя я не был военным, я сражался рядом с солдатами. Мы боролись за одно и то же: за нашу жизнь.
— Алистэр, — прошептала Хелен.
Она видела, как он прикасался к мертвому телу Леди Грей, как терпеливо учил Абигайль удить рыбу. Он не был мужчиной, для которого естественно насилие.
— Нет, — отмахнулся он от ее сочувствия. — Я снова отклоняюсь. Я выжил в битве и почти не пострадал в ней. Кроме меня выжили еще лишь несколько человек. В конце концов, индейцы окружили нас и взяли в плен. Мы много дней шли за ними через лес, пока не остановились лагерем. — Он хмуро посмотрел на платье и аккуратно сложил его. — Эти люди имели преимущество в битве, потому что они здесь жили, они знали лес. Они захватили выживших и пытали их. Демонстрация отчасти торжества, отчасти малодушия врага. По крайней мере, так я это вижу. Может, и не было никаких причин для пыток. Наша собственная история показывает, что люди часто причиняют другим боль только для своего удовольствия.
Его голос был почти спокоен, только пальцы нервно комкали ткань платья, и Хелен ощущала, как слезы струятся по ее лицу. Думал ли он что-то похожее, когда они пытали его? Старался ли занять свой ум, анализируя поступки людей, ввергающие его в бездну боли и ужаса? Ей было страшно, но если он мог все это пережить, она должна хотя бы суметь выслушать его до конца. |