Я прикрыла глаза и тяжело сглотнула, вновь как наяву слыша слова Соланж: «Знаешь, ты ведь погубишь его». Можно было сколько угодно утешать себя тем, что я не доносила на Нергарда, но это не меняло того факта, что если бы не я, его не арестовали бы. Я увидела его с Ведьмой и рассказала Охотнику. Без меня всего этого не случилось бы. Так что в том, как разросся его рисунок, виновата тоже я.

Это надо остановить! Если для этого нужно убить Белую Ведьму, то пусть так, кем бы она ни была.

Я открыла глаза, снова посмотрев на пока еще едва заметный шрам над воротником рубашки, потянулась к нему рукой, но тут же остановила себя и прежде поинтересовалась:

– Можно?

Нергард кивнул, сам проворно расстегнул пуговицы примерно до середины ряда и оттянул край в сторону, демонстрируя часть груди и правого плеча. Здесь воспаленной кожи было больше, как будто большую часть нового текста проклятие написало именно тут. Где-то рядом должен был остаться шрам от стрелы, которая предназначалась мне, но его не было видно.

Рука снова потянулась к Нергарду, коснулась горячей кожи, скользнула в сторону. Ничего, только шершавые бороздки линий да покраснение.

– От вашей раны не осталось и следа, – удивленно заметила я.

Нергард едва заметно прищурился.

– Разве не тебя я должен за это благодарить?

– Что вы имеете в виду? – не поняла я.

– Доктор, приходивший перевязать меня тогда, сказал, что рана не выглядит только что нанесенной. Как будто ее уже какое-то время лечили. И потом все заживало необычно быстро. Я почему-то думал, что благодаря тебе.

Я едва заметно качнула головой и пожала плечами, отчего уже едва державшийся на них плед скользнул вниз. Не удержавшись, я снова провела кончиками пальцев по его груди, едва касаясь. Нергард не остановил меня и не отстранился, и в голове моей на секунду помутилось, иначе я не могу объяснить, почему вдруг потянулась к воспаленной и, вероятно, все еще болезненной коже губами. Как будто поцелуем могла излечить ее.

Нергард шумно выдохнул, прошептав мое имя, и помутнение прошло. Мне вдруг стало очень стыдно за свой порыв. Я уткнулась лбом в плечо Нергарда, чувствуя, как лицо заливает жаром.

– Простите, милорд…

Он же сказал, что ничего не почувствовал, так зачем же я лезу к нему? Ответ был прост: я почувствовала. И мне хотелось чувствовать это снова и снова. Касаться его, ласкать пальцами и губами, надеясь вызвать ответные эмоции. Хотелось прижаться к нему и греться в объятиях. И с полным правом вдыхать запах его кожи, а не украдкой, как я это делала сейчас, чувствуя себя мелким воришкой.

Нергард погладил меня по голове, потом запустил пальцы в волосы, прижался губами где-то за ухом.

– Не извиняйся, – тихо попросил он. – Мне было приятно. Моему телу приятны твои прикосновения. Это душа моя выжжена и не может любить тебя так, как ты того заслуживаешь.

– Не говорите так! – возмутилась я, садясь прямее. Стыд куда-то мгновенно делся, и я снова посмотрела лорду в глаза. – У вас прекрасная душа, милорд, это всем очевидно. Она сияет ярче, чем этот кристалин. Вы хороший хозяин, заботливый опекун и верный друг.

– Но не мужчина, – с горечью усмехнулся он. – Раз не в состоянии полюбить женщину, даже когда хочу этого. Если верить советнику, так было всегда. Даже до того, как меня прокляли.

– Да к Сумрачному этого советника, милорд!

Я понятия не имела, кто такой Сумрачный, но Охотник поминал его время от времени, и я как-то подцепила.

Нергард поморщился.

– Не называй меня так. «Милорд» – это для всех. Сейчас я хотел бы иметь имя только для того, чтобы ты могла меня им называть.