И все равно не отгадала.

– Ты хорошо успела разглядеть рисунки на лице Белой Ведьмы? – спросил Нергард, все еще оставаясь стоять у двери.

Я настолько не ожидала такого вопроса, что не сразу смогла ответить.

– Ну… Да… Но нарисовать по памяти не смогу.

– Не нужно рисовать, – успокоил Нергард, приближаясь ко мне и на ходу расстегивая манжету рубашки. – Я хочу, чтобы ты взглянула на мои, и сказала, насколько они похожи. Мне кажется, что похожи, но я могу выдавать желаемое за действительное.

Он обошел кушетку и сел рядом со мной, успев завернуть левый рукав до локтя, выставил руку так, чтобы мне было удобнее смотреть на ветвящиеся на коже линии.

Я непроизвольно затаила дыхание, внимательно разглядывая рисунок. С тех пор, как я видела его мельком последний раз, он стал заметно больше: без малого четыре месяца назад линии заканчивались на середине предплечья, теперь же доходили почти до запястья. У края кожа выглядела покрасневшей, воспаленной, а сами линии были похожи на мелкие бороздки. Не рисунок, а скорее шрам. Там, где они проходили, переставали расти волоски.

Сердце забилось сильнее, тревожно заныв. Я непроизвольно закусила нижнюю губу и осторожно коснулась руки Нергарда, проведя кончиками пальцев по линиям и остановившись на границе покрасневшей зоны. Пальцы ощутили едва заметное покалывание и что-то словно заискрилось, но Нергард не отдернул руку.

– Когда они появляются, – вдруг охрипшим голосом спросила я, – это больно?

– Немного, – признал он. – Хотя, скорее… чувствительно. Вполне терпимо. Так они похожи на линии Ведьмы?

Я подняла на него взгляд, продолжая поглаживать руку. Он смотрел на меня все с тем странным выражением, к которому сейчас примешивалось любопытство.

– Они не точно такие же, но они похожи. Это, знаете… Как слова. Буквы везде одинаковые, но их порядок и комбинации отличаются. Грубо говоря, у вас тут текст на том же языке, но текст другой.

– Значит, и проклятие может отличаться, – резюмировал он. – Интересно, что ты сравнила это с текстом.

– Почему?

– Потому что каждый раз, когда они появляются, мне кажется, что я слышу шепот. Он почти неразличим, я не могу разобрать слов, но… почти уверен, что слышу его.

– Слова проклятия? – предположила я, переводя взгляд на как всегда наглухо застегнутый воротник рубашки.

Одна линия уже поднималась немного выше воротника, и кожа вокруг нее тоже была красной и воспаленной. Да, побег из дворца обошелся ему дорого, а скоро Нергард и вовсе не сможет прятать линии под одеждой. Я попыталась представить, сколько еще осталось места для разрастания рисунка: шея, голова, кисти рук…

– А эти… буквы… они везде? – уточнила я. – На ногах тоже?

Он кивнул и как будто понял, к чему я веду:

– Доходят примерно до середины голени… То есть, доходили. Скоро станет негде писать новый текст.

– И тогда вы снова все забудете?

На этот раз Нергард пожал плечами.

– Наверное. Я не знаю. Потеря памяти – не худший возможный вариант. Проклятие может оказаться и смертельным. Особенно учитывая предсказание Аганарета и то, что ты уже пришла.

Я прикрыла глаза и тяжело сглотнула, вновь как наяву слыша слова Соланж: «Знаешь, ты ведь погубишь его».