Изменить размер шрифта - +

     С тех пор как разразилось дело Стёвельса, газеты что ни день писали о Лиотаре; он давал скандальные интервью, делал широковещательные заявления и даже мелькал со своим всклокоченным чубом и саркастической улыбочкой в теленовостях.
     - У вас ничего нового?
     - Ничего заслуживающего внимания.
     - Вы надеетесь найти человека, давшего телеграмму?
     - Торранс в Конкарно. Он очень расторопный.
     Дело Стёвельса, уже три недели будоражащее общественное мнение, подавалось с заголовками, достойными бульварного романа.
     Началось с такого:

ПОДВАЛ НА УЛИЦЕ ТЮРЕНН

     По случайности это все происходило в квартале, который Мегрэ очень хорошо знал, даже мечтал одно время жить там, в пятидесяти метрах от площади Вогезов.
     Оставляя за спиной узкую улочку Фран-Буржуа, с угла площади повернув на улицу Тюренн, ведущую к площади Республики, по левую руку видишь желтый дом, в котором расположилось бистро, потом молочную Сальмона. Рядом застекленная мастерская с низким потолком, на пыльной витрине потускневшие буквы: "Художественный переплет". В соседней лавочке вдова Ранее держит торговлю зонтиками.
     Между мастерской и витриной с зонтиками - ворота, над ними полукруглый свод, здесь же каморка консьержки, а в глубине двора - старинный особняк, в котором теперь полно и контор, и частных квартир.

ТРУП В ПЕЧКЕ?

     Публика только не знала (полиция в свой черед позаботилась, чтобы об этом не пронюхала пресса), насколько случайно все вскрылось.
     Однажды утром в своем почтовом ящике уголовная полиция обнаружила замусоленный обрывок оберточной бумаги, где было написано:

"ПЕРЕПЛЕТЧИК С УЛИЦЫ ТЮРЕНН СЖЕГ У СЕБЯ В ПЕЧКЕ ТРУП".

     Подпись, разумеется, отсутствовала. Бумажка в конце концов попала на стол к Мегрэ, он отнесся к ней весьма скептически, - даже не стал беспокоить старых своих инспекторов, а отправил малыша Лапуэнта, который жаждал проявить себя и просто рвался в бой.
     Лапуэнт выяснил, что на улице Тюренн действительно живет переплетчик, фламандец, переехавший во Францию уже двадцать пять лет назад, некий Франс Стёвельс. Выдав себя за сотрудника санитарной службы, инспектор осмотрел помещение и вернулся с подробным планом его квартиры и мастерской.
     - Стёвельс, господин комиссар, работает, если можно так выразиться, в витрине. Мастерская его, все более темная по мере удаления от окна, разгорожена, за перегородкой у Стёвельсов устроена спальня. Лестница оттуда ведет в полуподвал, там кухня, а при ней - маленькая комнатка, она служит им столовой, внизу целый день горит свет; еще у них есть подвал.
     - С печкой?
     - Да. Очень старого образца, и сохранилась она у них не в лучшем виде.
     - Но работает?
     - Сегодня ее не топили.
     В пять часов с обыском на улицу Тюренн отправился Люка. По счастью, он предусмотрительно взял с собой ордер, без которого переплетчик, заявивший о неприкосновенности своего жилища, не позволил бы ему даже войти.
     Так что бригадир Люка чуть было не вернулся несолоно хлебавши, и теперь, когда дело Стёвельса стало кошмаром для всей уголовной полиции, на него почти сердились, что кое-что ему удалось найти.
     Разгребая пепел в самой глубине печки, он нашел два зуба, два человеческих зуба, которые и отнес немедленно в лабораторию.
     - Что за человек этот переплетчик? - спросил у Люка Мегрэ, в те дни лишь издали наблюдавший за тем, как продвигается дело.
Быстрый переход