Мы замерли в тишине. Дождались лишь того, что в сокровищнице погас свет. Немножко испугались, но тут же напомнили датчикам о своём существовании. Не торопились с выводами и ждали неведомого чуда. Мялись с ноги на ногу, почёсывали зудевшие от грязи шеи, обменивались шепотками.

Чуда не случилось, и мы решили перейти к другой статуе – предположили, что порошок оживляет только одну из них. Я прислонила к подносу раскрытых «Кошек Шпицбергена», начала ладонью сгребать железный порошок обратно в муляж и уже сгребла почти целиком, когда Гаммер меня одёрнул:

– Смотри!

Взглянув на поднос, я увидела, что из последних песчинок железного порошка собрались маленькие, размером с пуговицу, колечки. Насчитала шесть колечек, произвольно разбросанных по подносу, и с недоумением спросила Гаммера:

– Что это?

– Силовые линии магнитного поля. Точнее, их визуализация. Как на уроках физики… Помнишь, я рассказывал?

– И что это значит?

– Значит, что тут спрятаны магниты.

– Зачем?! – вмешалась Настя.

– Чтобы мы покормили голодную птичку, – догадалась я, – и увидели подсказку. Узор, надпись… или что-то ещё!

– Пока ничего такого не вижу, – призналась Вихра.

– Сейчас, погоди.

Я принялась щедрыми горстями высыпать порошок обратно на поднос и вместо аккуратных колечек получила неуклюжие бугры-ёжики. Они ощетинились крохотными иглами, этим выдали силу спрятанных в керамике магнитов, среди которых обнаружились и более крупные, стянувшие к себе бугры-вулканы и будто вязаные бугры-баранки. Я опять смахнула порошок в книгу. Отдышалась в сторонку, успокоилась и начала скупыми щепотками одно за другим выхватывать колечки по всему подносу. И чем больше я различала силовых линий, тем более очевидным становился общий узор. Проступили заострённые рога, оттопыренные ушки, крупные глаза и ноздри. Перед нами, собранная из сотни окружностей разной длины, предстала самая настоящая коровья голова, и мы заторопились к следующей статуе.

Теперь я действовала уверенно, не боясь ошибиться. Насыпа́ла ровно столько порошка, сколько требовалось для визуализации магнитных полей, и вскоре увидела второй узор: колокольчик с петелькой наверху и внушительным язычком внизу.

С третьим подносом пришлось помучиться, прежде чем из магнитов сложился путаный контур то ли дерева с густой кроной, то ли навала каменных глыб, то ли подтаявшего снеговика, а на четвёртом сразу проступил узнаваемый образ одноэтажного домика с высокой печной трубой.

Мы уже догадались, что узоры отсылают к рисункам на кафеле, и в конце концов согласились, что на третьем подносе изображён пастух. Его выдали посох и растрёпанная копна волос. Ну, я ещё предложила рассмотреть вариант с дракончиком, но Гаммер, Настя и Вихра заявили, что драконом на подносе и не пахнет.

Итого мы, израсходовав весь железный порошок и заставив птиц умолкнуть, получили четыре изображения: корову, колокольчик, пастуха и дом. Каждому соответствовала отдельная плитка цветастой кафельной полосы.

Задумка с турникетом больше не вызывала вопросов. Он был издёвкой над теми, кто, решив простенькую задачу с весами, слишком уверует в собственную сметливость – подобно Глебу и Татьяне Николаевне, не оглядываясь, помчится дальше по лабиринту и не сообразит, что в действительности сокровища надо искать в его центре, в месте соединения чернильных многоножек.

Гаммер поочерёдно простучал четыре указанные порошком плитки и признал, что они совсем не похожи на кнопки, но предложил поступить самым очевидным образом – надавить на них одновременно. Добавил, что раскрошить кафель мы ещё успеем.

– Если что, сбегаю в лагерь за скальным молотком. Раскурочим тут всё! Но сперва просто нажмём.

– Думаешь, там тайник? – спросила Настя.