Вихра кратко простилась с Гаммером и Настей, и со мной простилась бы так же, но я проводила её к «опель-корсе», нарочно припаркованной за воротами, и обняла. Даже прослезилась, потому что считала Вихру подругой и мне совершенно не понравилось, как мы расстаёмся. Она поначалу не отреагировала. Потом расчувствовалась и обняла в ответ. Я не лезла с расспросами. Прошептала, что буду скучать, а Вихра не сдержалась и сказала, что опять поругалась с папой. Это Страхил запретил ей получить четверть Гнезда со всей его сложной историей и Драганом, посаженным на место сторожевого пса. Вихра пообещала папе продать свою долю и на вырученные деньги перестроить овчарню, отремонтировать хозяйский дом, пойти учиться в какой-нибудь германский университет, но Страхил прокричал, что его семье нужны только те деньги, которые они зарабатывают сами, без глупой охоты за сокровищами и сумасбродной благотворительности людей, подобных Смирнову.

Вихра решила уступить папе в последний раз, а больше никогда не уступать. Сказала мне, что в августе уедет к подруге в Софию. Будет работать где придётся и готовиться к поступлению в Софийский университет. Выучится на переводчика и уедет в Германию. Ну или в Англию, если повезёт. Не оборвёт связь с родными, но и жить в Маджарове, продолжая род Костадиновых, не станет.

– Вот так… – вздохнула Вихра. – Ты первая узнала. Я ещё никому не сказала.

– Даже подруге из Софии? – прищурилась я.

– Ага, – рассмеялась Вихра. – Чтобы не пугать.

Мы ещё раз обнялись, и я порадовалась, что с Вихрой расстаюсь по-доброму, а с Татьяной Николаевной по-доброму расстаться не получилось. Они с Глебом заявились сюда на второй день – и ведь как-то пронюхали о Гнезде стервятника! – и Татьяна Николаевна закатила Йозасу страшный скандал.

Я увидела, до чего надменным бывает Йозас. Его надменность не смягчали ни детский голосок, ни театральное жеманство, а молчаливое присутствие Драгана позволяло ему довольно едко отвечать на выпады Татьяны Николаевны и ничуть не опасаться её перламутрового пистолета, о котором я предупредила Йозаса и который она, быть может, до сих пор держала при себе. Самое забавное, Татьяна Николаевна умудрялась скандалить не повышая голос.

Я спряталась за фонтаном и наблюдала за разыгравшейся во дворе сценой, а Гаммер предпочёл уйти в дом и не слушать, как Татьяна Николаевна грозится подать в суд на всех, кто имел отношение к лабиринту мертвеца. Настю я вообще потеряла. Позже узнала, что она всё это время провела с Глебом. Они отошли от ворот Гнезда и на изгибе подъездной дороги укрылись от посторонних взглядов.

Насте вроде бы удалось поговорить с Глебом как со старым приятелем. Ну или как с бывшим одноклассником. Главное, что без обид и претензий. Глеб описал, как они с Татьяной Николаевной одолели вторую чернильную многоножку и, выбравшись наружу, осознали свой промах. Возвращаться к турникету не было смысла, да и последние аккумуляторы фонарей почти разрядились. Они несколько часов наугад добирались до крохотного посёлка Горно-Поле, а утром наняли водителя, согласившегося отвезти их в Маджарово.

Татьяна Николаевна планировала, отдохнув в маджаровской гостинице, сделать второй заход в Приют контрабандиста. Они с Глебом закупили припасы и раздобыли запасные налобники, чтобы передать их нам, томящимся у озера Харона, – трудно сказать, правда это или нет, – а потом Глеб увидел, как по дороге несётся «опель-корса» с Вихрой за рулём, и понял, что они с Татьяной Николаевной опоздали – упустили набитый золотом сундук, – и могли бы улететь в Краков, да только Татьяна Николаевна, конечно, без скандалов улетать не собиралась.