– А если что-то случится с тобой? – спросил Гаммер.

– Значит, помощь приведёшь ты.

– Приведу, – кивнул Гаммер и зачем-то повторил твёрже: – Приведу!

План Вихры показался безупречным, и я воспряла. Страх, что старенькие «Панасоники» помешают нам добраться до центра карты, подстегнул нас, и мы пошли на удивление бодро. Вихра продолжала отмечать пройденные развилки и, быстро сориентировавшись по карте Смирнова, безошибочно указывала нужное направление.

Поднявшись по уступам, мы без сожалений распрощались с ручьём.

Нагромождения глыб становились всё более крутыми. Обратный альпинизм перестал быть обратным, и после всех перепадов высоты я уже не могла даже приблизительно сказать, где мы находимся относительно штольни: значительно выше или значительно ниже её уровня. Вымоталась и каждый новый валун штурмовала как свой отдельный Эверест, а потом подъём прекратился.

Мы выбрались в теснину с низеньким потолком. Вынужденно пошли боком и намучились, протискивая за собой рюкзаки. Добрались до глубокого колодца, и Вихра, шедшая впереди, не рискнула с ходу обогнуть его по осыпающейся кромке. Сверившись с картой, поняла, что огибать колодец и не требуется – нужно по нему спуститься. Побоялась без страховки ползти по отвесу, местами расчерченному полками, но опасному, и занялась навеской.

В тишине и тесноте лязг пробойника оказался ужасающим. Каждый удар отдавался в затылке, словно Вихра вкручивала бур мне в голову. Я прикрыла уши руками, но это не слишком помогло.

Вихра и Гаммер сменяли друг друга и стучали молотком по очереди – вдвоём на кромке они не умещались, – а мы с Настей вынужденно мёрзли в ожидании. Старались не прижиматься к холодным стенам и приплясывали, насколько это возможно в подобной узине.

Закрепив шлямбурные крюки и верёвки, Вихра отправила нас вниз в неизменном порядке. После Гаммера и Насти пришёл мой черёд. Пропихнувшись мимо Вихры, я увидела, что у колодца стены ощутимо раздвинуты. Он был в два раза шире теснины, и я спустилась на удивление легко. Без проблем управилась с восьмёркой, не запуталась в верёвках и почувствовала себя опытным спелеологом. С нетерпением ждала следующих испытаний, готовилась помогать Вихре с навеской, а потом она назвала пройденный колодец простым, предложила воспользоваться им, чтобы заранее отработать подъём, и я присмирела.

Вихра достала из рюкзака жумар – замысловатое приспособление, напоминающее обычный карабин и оснащённое стальным кулачком зажима. Он шустро скользит по верёвке вверх, а в обратном направлении стопорится, и я с интересом его осмотрела, но мне поплохело от одной мысли зазря возвращаться в теснину. Я напомнила всем о необходимости беречь батарейки и с наигранным сожалением вернула жумар Вихре.

Колодец вывел в галерею, украшенную сероватым натёчным декором. Развилок пока не предвиделось, и мы уверенно шли вперёд. Петляли между конусообразными сталагмитами, продирались через сталагнатовые решётки – они разбивали галерею на отдельные тюремные камеры, – наконец выбрались к более свободному проходу и обнаружили продолжение недавно покинутого ручья. Или это другой ручей? Как бы там ни было, вода стелилась худенькой лентой. Мы смело топали прямиком по выглаженному течением руслу, и Гаммер развлекал нас рассказами об ужасах фараоновой болезни, которая поражает археологов, вдыхающих споры ядовитого грибка.

– Только археологов? – уточнила Настя. – Тогда нам бояться нечего.

– И охотников за сокровищами! – поспешил заявить Гаммер. – Любого, кто вдохнёт споры! У тебя подскакивает температура, воспаляется всё, что может воспалиться, ты кашляешь кровью и умираешь в страшных муках.

Гаммер с улыбкой заверил нас, что фараонову болезнь легко подхватить во многих современных пещерах – совсем не обязательно вскрывать гробницу Тутанхамона, – и я не понимала, придумал он эту страшилку, выцепил из всяких «Дьявольских колоний» или прочитал в одном из научных журналов, которые выписывал его папа, Давид Иосифович.