-  Все без сучка без задоринки, слава Богу, - ответил он.

    И двинулся к ней, на ходу теряя последние остатки мыслей.

    Маленькое событие, свидетелем которого Милов оказался в аэропорту столицы Пакистана, не произвело на отставного сыщика особого впечатления (то, что перехвачен был бета-углерод, он тогда не знал). Совсем иначе это было воспринято за несколько тысяч километров от места происшествия, а именно в одном из уголков Европы, в городе Ле-ра - столице республики Калерии. Известный в деловых кругах Леры адвокат Менотги только что получил по своим каналам это крайне неприятное для него известие. Увы, в Карачи был перехвачен срочный груз. Потеря, если оценивать ее в масштабе деятельности того объединения, к которому адвокат имел прямое касательство, была не такой уж большой, скорее даже незначительной. Но главное тут было не в количестве: обнаружена и перекрыта еще одна, а если быть точным - последняя тропа в этой части земного шара и раскрыт еще один способ маскировки, до сего времени считавшийся самым надежным. Потеря тропы - это куда больше и опаснее, чем просто уменьшение дохода: если не найти нового пути, компаньонам грозила полная дезорганизация и без того осажденного со всех сторон рынка. Резервов здесь, в Европе, не было, да их и никогда не бывало, а клиники настойчиво требовали товар: именно сейчас, в связи с ограничением рынка, спрос был необычайно велик и цены росли.

    Для того чтобы все оставалось в норме, у Менот-ти было, не считая сегодняшнего, четыре дня - ровно столько времени должна была занять доставка груза из Карачи, поскольку маршрут был достаточно запутанным: приходилось стороной обходить те пункты, где таможенный контроль сегодня гарантировал провал. За это время надо было предложить новый, куда более надежный вариант, иначе лучше сразу уложить чемодан и исчезнуть где-нибудь в другом полушарии. Но этого адвокату совершенно не хотелось. Да и потом все равно ведь найдут, тогда разговаривать вообще не станут.

    Все эти мысли, обрушившись подобно обвалу, почти похоронили адвоката под собой, какое-то время он сидел за столом, закрыв лицо ладонями; при взгляде со стороны он напоминал собственный надгробный памятник, но никто его не видел. Памятника, кстати, тоже никто бы не поставил: сентиментальность среди них до подобного уровня не доходила.

    Менотги сидел никак не менее пяти минут, прежде чем пришел в себя настолько, чтобы думать не о всяких несчастьях, а конкретно по делу. Голова заработала. Он подхватывал возникавшие идеи одну за другой, двумя пальцами, как неочищенный арахис с блюдечка; однако все скорлупки оказывались либо вовсе пустыми, либо хранили в себе давно высохшие, ни на что не пригодные зернышки, которые если раскусить - ничего не почувствуешь на языке, кроме горечи. Приходившие на ум варианты были уже когда-то использованы и отброшены, а рассчитывать на плохую память полицейских оппонентов не приходилось: все это давно уже заложили в компьютеры. Ни единого из этих ходов никто из партнеров не только не одобрил бы, но тут же сделал бы неизбежный вывод: Менотти выработался и пора ему в отставку, а как раз этого ему очень не хотелось.

    Однако какой бы длинной ни была ночь - пусть она продолжается даже полгода, как за Полярным кругом, в конце концов непременно начинает брезжить рассвет. Точно так же перебирание вариантов неизбежно приведет к нужному, особенно если и в самом деле воспользоваться компьютером. Менотти так и сделал и уже через четверть часа наткнулся на оригинальную комбинацию, которая наверняка противникам его не пришла бы в голову. Она была недоступной их изощренным, но все же - он был уверен - ограниченным самой спецификой службы умам.