|
Когда он закончил свое повествование, Виви тихо произнесла те же слова, что он слышал из уст Стеттона накануне вечером: - Я не верю в это. Он открыл рот, чтобы заговорить, но она прервала его: - Месье Науманн, это какая-то ошибка. Я уверена в этом; не знаю, почему я не сержусь на вас, хотя должна была бы. Вы не знаете Алину. Она - самая лучшая и прекрасная женщина на свете. Она так добра ко мне, как могла быть добра родная мать. Я не очень знаю жизнь, но способна думать самостоятельно и понимаю: то, что вы рассказали мне, - невозможно. - Но я же говорил вам, что она выдала себя своими действиями, когда я рассказал ей, что видел фотографию. Виви покачала головой: - Это ваше воображение. Вам хотелось, чтобы она была виновна. - Девушка на мгновение остановилась, потом продолжила слегка дрожащим голосом: - Видите ли, месье, я люблю ее. Я не могу вас слушать. Если же вы настаиваете, то я должна просить вас... я должна попрощаться. - Простите меня... у меня были добрые намерения, - неловко оправдывался Науманн, поднимаясь с кресла. Девушка откликнулась: - Я не сомневаюсь в этом, но вы несправедливы по отношению к ней: Науманн, стоя перед ней и стараясь, чтобы голос не выдал его, произнес: - Тогда... раз вы этого хотите... прощайте, мадемуазель. Он подождал мгновение, но она ничего не ответила, и он направился к двери. Он уже переступил порог холла, когда услышал сзади ее голос, такой тихий, что он едва долетел до его ушей. - Не уходите. Он обернулся; Виви поднялась с кресла и стояла, глядя на него. Он подошел к ней. - Вы что-то сказали, мадемуазель? Она, глядя ему прямо в глаза, быстро проговорила: - Да. Зачем вам уходить? Разве мы не можем быть друзьями? Именно друзьями, если вы не против. - Но вы мне сказали... вы сказали, что я вас обидел. - Разве я не могу простить вас? Науманну хотелось взять ее милое, серьезное личико в свои ладони и поцеловать ее в хорошенькие, трепещущие губки. Вместо этого он взял ее руку и, легко коснувшись ее губами, сказал: - Это привилегия каждой женщины. Виви улыбнулась... очень серьезной улыбкой: - Но вы больше ничего не должны говорить об Алине. Науманн нахмурился: - Мне трудно это обещать. - Но вы должны. Видите ли, вам надо быть очень осторожным, чтобы снова не рассердить меня, поскольку я только что простила вас. Она стояла, с улыбкой глядя на него с новым, почти лукавым выражением, в то время как молодой человек молча пристально вглядывался в нее. Что такого особенного есть в лице этой девушки, что помимо воли привлекает его? Ее свежесть и юность? Возможно; но он знал тысячи похожих на нее. Ее наивная откровенность? Но ему всегда не нравилось это в женщинах. Впрочем, он быстро оставил этот безнадежный анализ и сказал: - Итак, о мадемуазель Солини больше ни слова... во всяком случае, сейчас. - Очень мило с вашей стороны, - спокойно ответила Виви. |
