В течение часа они вместе со всем потоком катались взад и вперед, но экипажа мадемуазель Солини
так и не увидели.
В конце концов Стеттон вернулся в отель. Он бросился к стойке портье. Сообщений не было.
И только теперь молодой человек вдруг испугался, что Алина предоставила ему ужасную возможность убедиться: ее слово в том, что касается
отъезда, тверже, чем его. Потом ему в голову ударила другая мысль: а что, если она решила уехать из Маризи без него?
Он мог бы пойти к дому номер 341 и силой вытрясти правду из грубой глотки Чена; он мог бы пойти во дворец и потребовать удовлетворения от
генерала Нирзанна. Голова его раскалывалась от множества самых мрачных, жестоких и неумолимых финалов, но все эти фантазии испарялись так же
быстро, как появлялись. И все это свидетельствовало об одном: мадемуазель Солини пленила его безнадежно; он впадал в безумие при одной мысли о
том, что потерял ее.
Постепенно он заставил себя успокоиться. В конце концов, до полуночи оставалось еще почти семь часов.
Ведь совершенно непостижимо, чтобы Алина отказалась от человека, который имеет обыкновение делать подарки в сто тысяч франков наличными.
Эти размышления полностью восстановили его душевное равновесие. Он сел к письменному столу и написал письмо отцу и еще одно - в Париж
другу, после чего побрился и вымылся. Больше до обеда делать было нечего. Впрочем, время обеда уже приближалось, скоро должен был прийти
Науманн. Он вышел из комнаты и спустился в вестибюль, чтобы дожидаться приятеля там.
Дипломат появился через четверть часа, и они направились к столику, заказанному Стеттоном в главном зале ресторана. Столик стоял возле
окна, из которого можно было наблюдать за толпой на Уолдерин-Плейс.
В огромном зале было полно элегантно одетых женщин и мужчин в вечерних костюмах - этот ресторан считался самым фешенебельным в Маризи.
Когда молодые люди проходили по залу, Стеттон направо и налево раскланивался со знакомыми, а Науманн, казалось, знал всех; проход до стола
занял у них минут десять.
- Мы обедаем одни? - спросил Науманн, когда они заняли свои места.
- Да. Алина занята, она не сможет прийти, - ответил Стеттон, не утруждая себя объяснением истинного положения дел. - Не знаю, какого лешего
женщине тратить весь день на упаковку багажа.
- Дорогой мой друг, я не совсем тебя понимаю, - лукаво заметил Науманн. - Если мадемуазель Солини так занята, почему она здесь?
Стеттон поднял глаза от меню:
- Что ты имеешь в виду?
- Обернись и убедишься сам. Четвертый столик справа, прямо возле фонтана. Я думал, ты видел их, когда мы вошли.
Стеттон обернулся. То, что он увидел, заставило его с удивленным возгласом привстать.
За столиком и вправду сидели мадемуазель Солини и Виви, а также месье и мадам Шеб и еще двое или трое.
За соседним столом Стеттон заметил Жюля Шаво с группой молодых людей, включая месье Фраминара из французской дипломатической миссии и
генерала Нирзанна.
- Не смотрите так пристально, - сказал Науманн, - они на вас смотрят.
- Но что... - начал было Стеттон и остановился, слишком изумленный, чтобы говорить.
Его изумление тут же обратилось в гнев.
Итак, Алина бросила ему вызов! Она пришла сюда обедать, зная, что он ее увидит! Он не ошибся; именно это означал ее направленный на него
враждебный и презрительный взор. |