|
В конце концов до него с трудом начало доходить, что ему предстоит с кем-то драться не то на шпагах, не то еще на чем-то; он открыл было рот, чтобы решительно отказаться от любых подобных предложений, однако Науманн уже ушел, пообещав напоследок вернуться утром, как только завершит "переговоры". И все же цепочка всех этих невероятных событий не слишком потрясла Стеттона. Ему и так было о чем подумать. Он что-то произнес вслух и только потом осознал, что это было слово "дуэль". Оно стало отправной точкой, с которой в его голове стало проясняться. В этот момент его пристальный взгляд остановился на чемоданах, составленных в центре комнаты, и рассудок занялся решением другого вопроса. Для чего это? Куда я собирался? Это вернуло его мысли к Алине., к сцене накануне вечером в ее доме, его угрозе бросить ее и к сообщению, которое так и не пришло. Потом он увидел ее в зале, и там был месье Шаво, который кое-что сделал, и завтра утром он должен отомстить Алине за себя, так что можно распаковывать чемоданы. Выругавшись, он поднялся на ноги, механически разделся, лег спать и уснул. Утром все изменилось. Он проснулся рано, с гнетущим ощущением грядущего несчастья и чувством, что лицо мира полностью изменилось за последние двадцать четыре часа. Холодный душ оживил его тело и прояснил мысли. Если то, что случилось накануне, казалось хаосом и неразберихой, то теперь распадалось на два или три отдельных факта, каждый из которых неотвратимо предстал перед ним. Во-первых - поездка в Париж; ее придется отложить - сейчас по крайней мере. Он распаковал чемоданы, развесил одежду, расставил по своим местам некоторые мелочи. На это ушел целый час; тут он почувствовал, что проголодался, и позвонил, чтобы ему в номер принесли завтрак. За кофе и фруктами он размышлял над второй проблемой - как исполнить свою угрозу в адрес мадемуазель Солини. Теперь, продумывая детали, он понял, что сделать это весьма затруднительно. Во-первых, он не настолько был вхож в гостиные Маризи, чтобы донести до них информацию о том, что мадемуазель Солини - мошенница и лгунья. А во-вторых, он все еще не совсем верил рассказу Науманна о ней. В конце концов он остановился на решении обо всем оповестить принца Маризи, чтобы одним махом расправиться и с Алиной, и с генералом Нирзанном. Оставалась еще небольшая неприятность с месье Шаво. От нее он просто отмахнулся, как от дичайшей нелепости. В самом деле, даже если допустить, что дуэли считаются хорошим тоном в Маризи, но не в Нью-Йорке же, и у него, как американца, достанет здравого смысла и смелости придерживаться обычаев своей родины. Предположим, рассуждал он дальше, что, находясь в Риме, мы обязаны вести себя как римляне, стало быть, находясь среди каннибалов, мы что, должны жрать друг друга? Очевидная чушь. Quod erat demonstrandum {Что и требовалось доказать (лат.)}. Впрочем, он все же чувствовал, что ступает на опасную почву, хотя сумел подавить в себе желание броситься на поиски Науманна и по-быстрому уладить это дело. Нет, решил он, лучше оставаться в своей комнате и дожидаться Науманна, он же обещал прийти. Ожидание было долгим, с девяти утра до одиннадцати. Ровно в одиннадцать портье отеля по телефону сообщил, что месье Фредерик Науманн спрашивает мистера Ричарда Стеттона. |
