– Ничего себе, – попыталась возразить Труф, но пожатие руки Лайт удержало ее от дальнейших комментариев. Но действительно, разве плохо быть таким, как все, если отличие от остальных несет такую боль?

– Вы же не заговариваете с каждым встречным и не приглашаете его к себе в дом. И наверное, не хотите, чтобы это делала и ваша сестра. Но тогда почему Лайт должна общаться с невидимыми незнакомцами? Ведь в этом случае ей не на кого надеяться, только на свои суждения. Помощи ей ожидать не от кого.

– То есть вы хотите, чтобы она… – Труф никак не могла найти слова помягче.

– Приняла предложение того, кто помог бы ей и закрыл дверь ее души для нежелательных сил, – подсказал Майкл. – Не говорить ей то, что она творение рук Божьих, – это по крайней мере дерзость, но не оказать ей помощи тогда, когда она наиболее в ней нуждается, – это уже преступление, – закончил Майкл. Его мягкая улыбка смягчила монолог, лишив его фанатичности.

– Я вижу твою душу, – обрадованно сказала Лайт, повернувшись к нему. Она собиралась еще что‑то сказать, но Майкл прижал к губам палец.

– Помолчи, а то твоя сестра подумает, что я плохо на тебя воздействую. Она будет считать меня религиозным фанатиком, одержимым стяжанием милости Божьей и заставляющим всех следовать за собой.

– А кто вы на самом деле? – с вызовом спросила Труф, готовая к схватке.

– Стяжать милость Божью можно разными средствами, – уклончиво ответил Майкл. – Но только одно из всех считается наиболее безопасным. Однако эта безопасность покупается ценой слез, печали и страданий, и платить ее приходится каждый день. – Майкл посмотрел на Труф. – Мне кажется, я начинаю надоедать вам. Вы и так считаете меня немного нудным. Оставляю вас с Лайт и удаляюсь.

– Нет, нет, – воскликнула Труф, вспоминая об оставленных у двери сумках. Она видела, что Лайт счастлива в обществе Майкла, и решила больше не нарушать их уединения. – Мне нужно идти, я просто хотела повидаться с Лайт.

– Ну хорошо, – сказал Майкл. «Пока хорошо, – сказали Труф его глаза. – А что потом?»

Когда Труф подошла к дверям дома, сумок не было, но ей и в голову не пришло, что их кто‑то стащил. Труф вспомнила обещание Гарета и почувствовала себя крайне неудобно.

«Нужно было занести их самой», – подумала она. Труф показалось странным, что Гарет изо всех сил старается как можно прочнее занять свое место в круге. Зачем? Его место и так принадлежит ему по праву. Труф решила сразу направиться в свою комнату.

Она вошла в дом и ощутила солоноватый и одновременно приторный запах ладана. В ее сознании внезапно всплыли события первой ночи пребывания в доме. Труф попыталась отбросить их. Обоняние, конечно, важнейшее из чувств, способное вызывать нелогические ассоциативные воспоминания, но сам по себе запах ладана ничего не значил, ну, может быть, только то, что дверь в храм открыта. Как ни пыталась Труф, она не могла вспомнить, чувствовала ли запах ладана, когда была там. Она пошла наверх и, к своему удивлению, обнаружила, что открыта не только дверь в храм, но и в ее комнату тоже.

Труф остановилась и прислушалась к доносящемуся оттуда шороху. Неужели Гарет обыскивает ее вещи? Нет, пора положить этому конец. Труф влетела в комнату и остановилась как вкопанная.

У зеркала стояла Фиона Кабот и примеряла один из нарядов Труф – кофточку из прозрачного шифона и приталенный бархатный пиджак. Труф всегда волновал один вопрос – почему человек, который отчаянно старается заслужить уважение, считает, что должен одеваться как модель из голливудского каталога?

Сумки были вытряхнуты, оберточная бумага валялась по всему полу.