– А, это ты, – протянула она. – Я видела, как белобрысый идиот заносил к тебе сумки, и зашла посмотреть, не пригодится ли мне что‑нибудь…» Она очень серьезно и невозмутимо смотрела на Труф.

Труф показалось странным, что Фиона околачивается в ее комнате столько времени и еще не сгорела от своей собственной, парализующей окружающих злости.

– Убирайся отсюда, – отчетливо произнесла Труф. – Снимай все и проваливай.

– А ты попробуй выкинуть меня, – улыбнулась Фиона. Увидев ее гадкую, сальную физиономию, Труф почувствовала брезгливость. – Как часто повторял твой дорогой папаша, я имею право делать здесь все, что хочу, а ты в это время можешь немножко поплакать. И знай, что если пожалуешься Джулиану, то он тебе сразу отшибет охоту ошиваться тут. Так что успокойся и впредь делай то, что я тебе прикажу. – Фиона сняла пиджак, бросила его в угол и направилась к сумке.

– Слушай, ты, сука, – прошипела Труф.

Ненависть прошла, ее сменило холодное негодование и удивление, которые испытывает человек, впервые столкнувшийся с подонком. Он видел его по телевизору, читал о нем в книжках, но сам не встречал никогда. Перед Труф сейчас стоял прекрасный образчик отпетой сволочи, паскудной бабы, вся задача которой состояла в отравлении жизни окружающих людей. С какой страстью все порядочные люди стараются сделать себя счастливыми, с таким же рвением женщины сорта Фионы стремятся сделать их несчастными.

Фиона повернулась к Труф, улыбнулась мерзкой улыбкой и произнесла такую тираду, что у Труф в ушах запрыгали серьги. Продолжая ехидно улыбаться, Фиона взяла в руки ножницы, нагнулась к одной из сумок и достала платье.

Труф сделала два неторопливых шага вперед, стараясь угадать, успеет ли она схватить за руку эту паскуду, прежде чем она располосует платье.

– Я бы не стал этого делать, – послышался за спиной ровный голос Джулиана. – Фиона, ангел мой, ты, кажется, опять плохо ведешь себя?

– Труф показывала мне костюм, который купила, – бархатным голосом соврала Фиона. – А я увидела тут маленькую ниточку и хотела ее отрезать. Ой, да где же она? Ой, ее уже нет.

Она бросила платье и ножницы на пол, носком туфли отбросила их в сторону и посмотрела на Джулиана с видом женщины, которой все простительно и которой всегда поверят – не потому, что она честна, а потому, что красива.

– Фиона, дорогая. – Голос Джулиана был» тепел и мягок. Услышав его, девушка расцвела, как роза на солнце. – Фиона, – продолжал Джулиан тем же томным голосом, – если ты еще раз зайдешь в эту комнату и побеспокоить мисс Джордмэйн, я отправлю тебя на ближайшую остановку, и тогда молись, чтобы у тебя в кармане оказались деньги на билет. – Потому что, если ты не уедешь на автобусе, тебя повезут на катафалке. Мне не нужны эксцессы здесь, а это значит, что и ты мне не нужна. Надеюсь, что я говорил так ясно, что даже ты меня поняла. Скажи, душа моя, поняла ли ты меня?

Фиона ожидала чего угодно, но только не такого позора. Казалось, что не только ее лицо, но даже косметика потеряла краску. Белая как смерть, с неподвижной физиономией, она стояла посреди комнаты. Глаза ее сделались больше и ярче от навернувшихся слез.

– Я жду, Фиона, – повторил Джулиан, не меняя голоса.

Фиона сглотнула, губы ее скривились. Говорить ей было трудно, она утвердительно кивнула. Труф смотрела на ее бледное лицо, на сгорбившуюся фигуру, на костюм, сразу ставший мешковатым. Джулиан отошел от двери, и Фиона выбежала из комнаты.