— Тогда давай сюда вещи.

Джеймс отдал ему трубку и очки, и Берт свесил ноги в дыру. На мгновение он загородил собою свет, и вот он уже внизу и наклоняется над могилой Томаса Кемпе. Из тени Берта получился как бы второй Берт, плоский и подвижный; он растянулся по полу, потом лег на стену. Вслед за ним посыпались крошки и куски цемента. Джеймс увидел, как большая рука Берта смахнула их с надписи и положила на плиту трубку, а рядом с ней очки. И едва он сделал это, как что-то случилось. К желтому кругу света от фонаря присоединился маленький, бледный, мерцающий синий огонек. Он скользнул по стене склепа, взбежал по ноге Берта и на мгновение лег на могильную плиту; потом он уменьшился до точки и погас.

Берт сказал:

— Готово! Дай-ка руку.

Он вылез наверх и сел на ступеньку рядом с Джеймсом.

— Видели? — спросил Джеймс. — Огонек. А потом он погас.

— Правильно.

— Это был его огонек?

— По-моему, да.

— Тогда, значит, дело сделано? Он ушел?

— Ага, — сказал Берт, вставая и смахивая пыль с комбинезона. — Думаю, больше с ним хлопот не будет. Ему и самому так лучше. Он на все смотрел не так, как мы. Теперь все делается по-другому, но ему-то это не втолкуешь, хоть расшибись. А сейчас пособи мне опять все заделать.

Джеймс еще раз заглянул вниз. Теперь там было слишком темно, чтобы что-нибудь разглядеть. На миг ему пришла нелепая мысль, что надо бы положить на могилу цветов. А это, если вспомнить все происшедшее, была действительно очень странная мысль. Но и Берту, как видно, пришло в голову нечто подобное, потому что он сказал:

— Хотел было прибрать там немного, да уж поздно, некогда. Я люблю, чтобы за могилой был уход. Это, пожалуй, все, что можно сделать для покойника. Имя помнить, вот и все.

— Его имя я не забуду, — сказал Джеймс.

Они снова заделали дыру. Берт опустил плиту пола на прежнее место, а щели заполнил так искусно, что всякий подумал бы: никто не тревожил ее много-много лет. Потом Берт собрал инструменты в свою черную сумку. Они вместе вышли из церкви и пошли к воротам.

— Я домой, — сказал Берт. — Чаек, главный матч по телеку, вот что мне сейчас нужно. Пока, сынок.

— Пока, — сказал Джеймс. — И большое вам спасибо.

— Не на чем, — сказал Берт. — К твоим услугам. В любое время.

Он сел на свой велосипед, который ждал его, прислоненный к одному из контрфорсов церковной стены, и выехал из кладбищенских ворот на площадь. Мотив из «Полковника Боги» поплыл в тихом вечернем воздухе вместе со звяканьем инструментов в сумке.

Джеймс проводил его взглядом и пошел домой, сократив себе путь: через кладбище и через его стену прямо на Фунтовую улицу. Вечер показался ему самым великолепным из всех, какие он помнил. Небо над Лэдшемом было высокое, пустое и чистое, нежно-сиреневого цвета, а над верхушками деревьев, окаймлявших кладбище, вставал узкий месяц. Почти все деревья уже сбросили листья, и в небе рисовались их тонкие ветви, нагруженные косматыми грачиными гнездами. Над ними кружили и парили грачи, то подымаясь, то снижаясь в невидимых воздушных потоках. Джеймс шел по дорожке, потом прямо под деревьями. Над его головой серые ребристые стволы высоко подымались к своду из ветвей, похожему на своды собора; из-под этой кровли слетали, кружась, десятки и сотни листьев. Джеймс взглянул на ближайшие ветки и вдруг увидел, что на них уже зарождались новые листья, туго свернутые, острые коричневые будущие листочки берез, каштанов и вязов. Он шел дальше, а где-то недалеко был и Арнольд. Старые листья неслышно падали вокруг него и ложились ему под ноги, а над ним на ветвях уже были новые, свернутые, потаенные, ожидавшие весну.