— Но мы-то умнее. Мы-то придумаем, как все ускорить.

Они возвращались с пляжа, одни, после неудачных поисков окаменелостей. У них появились конкуренты: по пляжу начало разноситься эхо — осторожные постукивания, видно, еще какие-то одержимые покушались на голубой лейас. Среди них оказались явные профессионалы — с маленькими рюкзачками и геологическими инструментами, — они собирали окаменелости в промышленном масштабе: Мария с Мартином их ненавидели и с возмущением выслеживали.

— Вообще-то ничего не выйдет, — сказал Мартин. — Ведь почему ягуары стали ягуарами? Им просто пришлось быстрее всех бегать за добычей.

— А может, и с людьми происходит то же самое?

— Что именно?

— Может, они становятся такими из-за того, что с ними случается?

Звучит немного путано, но я знаю, что хочу сказать: вот я — стеснительная и разговариваю сама с собой, потому что живу в такой семье, как моя, а Мартин — такой, потому что у него другая семья.

— Не пойму я тебя, — сказал Мартин. — Знаешь что? — добавил он. — Ты иногда бываешь какая-то странная. Вчера ты разговаривала с деревом. Я слышал. Ты сидела на нем и вдруг сказала: «Ох, Quercus ilex…»

Мария сделалась пунцовой.

— Ну ладно, мне все равно, — добродушно сказал он. — А почему ты спросила, сколько живут деревья?

— Просто интересно. Интересно, сколько лет моему дереву — нашему дереву. Каменному дубу.

Выйдя на дорогу, ведущую к дому, они зашли в магазинчик на углу — купить конфет. Они уже стали здесь завсегдатаями. Это был очень удобный магазинчик: в нем продавалось все — от рыболовных удочек и панам до печенья и коричневых конвертов. Когда продавец ссыпал с лопатки на весы грушевое монпансье, Мария впервые заметила открытки с видом города; такие ей еще не попадались — не фотографии, а черно-белые картинки с людьми в старинной одежде, гуляющими по «Чайке». На одной из них группа людей смотрела в сторону берега, на город — такой же, как и сейчас, только меньше: передний план почти не изменился, а вот скалы еще не успели покрыться домами. В зеркальной воде, словно бабочки, парили парусные лодки. Мария попыталась хоть примерно определить место их дома, но там были сплошные поля.

— Пятнадцать пенсов, — сказал продавец. — Хочешь открытку, малышка?

Тут Мария увидела, что можно купить целый набор этих открыток, переплетенных в календарь. Сорок пять пенсов. Денег у нее не было, но она вспомнила — послезавтра к ним приезжает дядя Дэвид, а он всегда давал ей пятьдесят пенсов.

— Лучше я скоплю на календарь, — ответила она.

На августе вверху изображались рыбаки, странно одетые, с сетями, а сентября не было видно.

— Старинные гравюры, — объяснил продавец. — XIX век. Теперь это в моде. Хотя лично мне они как-то не очень. Хорошо отдыхается?

— Отлично, — ответил Мартин.

— Время летит. Пятнадцатое число. Не успеешь оглянуться, уже сентябрь.

Они снова вышли на улицу, посасывая монпансье. Подходило обеденное время, и им навстречу стекались обитатели гостиниц, пансионов и летних домов, нагруженные пляжными принадлежностями, складными стульями и корзинами. И посреди течений, словно скала, бросившая вызов неспокойным водам пролива, возвышалась миссис Шэнд, одетая во все темное и слегка опираясь на палку, а рядом на тротуаре стояла ее корзина с фруктами.

— Наша хозяйка, — с тревогой сказала Мария.

Миссис Шэнд устремленно глядела на дорогу в сторону Марии, но как будто не узнавала.