Словно уставшее животное, Николя вздрогнул всем телом и глубоко вздохнул, желая вместе с воздухом выдохнуть и терзавшую его печаль. Истекшие две недели вконец измучили его. Бессонные ночи без счета, не покидающая ни на минуту тревога, назойливый страх перед непредвиденными событиями, всегда застающими врасплох. После покушения Дамьена полиция удвоила бдительность и усилила меры безопасности по охране короля и его семьи. Сумев разобраться в хитросплетениях интриг, концы которых были надежно похоронены в тайных кабинетах, молодой комиссар Шатле оказался в первых рядах тех, кто имел самое непосредственное отношение к борьбе с врагами Его Величества, и вот уже почти десять лет как он вел эту борьбу, требовавшую от него каждодневного напряжения сил. Сартин поручил ему наблюдать за организацией порядка и охраны королевской семьи во время торжеств по случаю бракосочетания дофина и австрийской эрцгерцогини Марии-Антуанетты. Видимо, полагая, что приказа его непосредственного начальника недостаточно, с этой же просьбой обратился к нему и министр Королевского дома Сен-Флорантен, не упустивший возможности напомнить Николя о его прошлых заслугах и намекнуть, что и теперь требуется сделать все наилучшим образом.

После заставы Вожирар толпа окончательно заполонила дорогу и крайне неохотно расступалась перед редкими экипажами. Кучер Николя то и дело громко призывал людей посторониться, сопровождая слова сухим щелканьем бича. Иногда карета резко останавливалась, кузов бросало вперед, и Николя протягивал руку, чтобы его друг Семакгюс не уперся носом в стенку. Он смотрел на огромную толпу, беспорядочно двигавшуюся к площади Людовика XV, и необъяснимое беспокойство терзало его все больше и больше. По случаю бракосочетания дофина городские власти обещали устроить невиданный доселе фейерверк, и сейчас вся эта охваченная нетерпением людская масса, колышущаяся, словно бока запыхавшегося коня, стремилась поскорее попасть на праздник и вкусить обещанных удовольствий. Слухи о предстоящих увеселениях ходили давно, и Николя внимательно прислушивался к долетавшим до него из толпы разговорам. Устроителем торжеств выступил купеческий прево, посуливший устроить не только фейерверк, но и иллюминировать бульвары. Словно читая мысли Николя, Семакгюс пробудился; громко икнув, он указал рукой на толпу и, качая головой, произнес:

— Видите, они совершенно уверены в щедрости прево! Хотелось бы, чтобы им не пришлось в нем разочароваться!

— А вы в это верите, друг мой?

После многих тревожных дней он искренне радовался выдавшейся возможности заехать к доктору Семакгюсу, проживавшему на окраине Вожирара. Зная, что доктор большой любитель уличных празднеств, он предложил ему поехать вместе на площадь Людовика XV и с удобством посмотреть на торжества с крыши одного из новых зданий на улице Руаяль, интенсивно застраивавшейся по обеим сторонам. Сартин хотел получить исчерпывающий доклад о празднике, к организации которого городские власти, к всеобщему удивлению, не привлекли полицию.

— Жером Биньон не похож на народного радетеля, и боюсь, как бы наши добрые парижане не были горько разочарованы, не получив ожидаемого угощения! Ах, времена меняются! Когда отец нашего нынешнего дофина второй раз сочетался браком, то по приказу тогдашнего прево по городу разъезжали телеги, напоминавшие огромные рога изобилия, и народу раздавали копченые и вареные колбасы с головками маринованного чеснока в придачу, и это не считая всевозможных напитков… Черт побери, в то время люди умели жить и знали толк в еде!

Погрузившись в гастрономические воспоминания, Семакгюс прищелкнул языком, и лицо его, багровое от природы, приобрело яркий пурпурный цвет. Надо бы предостеречь его от излишеств, подумал Николя.