Нэнси заговорила снова:

— Понимаешь, я подумала, что, когда мы проходили через таможню и открывали чемоданы, эта вещь попала случайно из твоего чемодана в мой… Ну, инспектор по ошибке положил… Но это не так, верно?

Тара обрела голос.

— Нет, — сказала она. — В моем чемодане ее никогда не было и не могло быть.

— Но ты ее видела раньше? Я не ошибаюсь?

— Да, ты права, — медленно проговорила Тара. — Возможно, не эту самую… Конечно, не эту… Но похожую на нее как две капли воды.

Она взяла раковину в руки, стала нежно поглаживать ее края.

— Ты мне можешь рассказать что-нибудь про это? — спросила Нэнси с любопытством, чувствуя: здесь что-то кроется.

— Ох, Нэнси, это все так странно! Помнишь, я говорила тебе, как отец приехал внезапно в Нью-Йорк, без всякого предупреждения, и повез меня в Джерси, на берег океана? Как мы загорали там, и я была так счастлива, как никогда… Так мне казалось… Ведь у меня опять был отец, и я не хотела думать, что он снова уедет… Помнишь?

— Да.

— В тот день я нашла точно такую раковину, они попадаются довольно редко, и подарила ему. А он сказал, что будет с этого момента повсюду возить ее с собой. Чтобы она напоминала о чудесном солнечном дне и о нашей короткой встрече…

Голос у Тары прервался. Нэнси была тронута волнением поДрюги, но профессия детектива заставила продолжить вопросы, потому что история вызвала у нее немалый интерес.

— Ты уверена, что это не та самая раковина? — задала она весьма странный на первый взгляд вопрос.

— Ну как это может быть? — нервно воскликнула Тара. — И если даже та, как я могу узнать?

Нэнси деликатно не стала продолжать разговор на эту тему, и постепенно девушки перешли к обсуждению того, что они уже здесь видели, что купили или собираются купить.

Увидев, что по коридору проходит Катрина ван Хольст, увешанная фотокамерами и сумками, Нэнси пригласила ее разделить с ними чаепитие, и та охотно согласилась.

Они продолжали оживленно болтать, пока в гостиную не вернулся маркиз со своим гостем, которого он водил на краткую экскурсию по дворцу. Здесь он показал англичанину две картины венецианских мастеров, изображающие городские сцены, после чего подвел его к высокому стеклянному шкафу.

Нэнси обратила внимание, что, пока маркиз говорил, мистер Джойс то и дело бросал острые внимательные взгляды по сторонам, и это несколько не соответствовало его манерам джентльмена и моноклю, который он вставлял в глаз, всякий раз как рассматривал какой-то новый предмет. Впрочем, все, что было вокруг, вполне могло вызвать желание рассмотреть это получше.

Что еще заметила Нэнси, неприметно изучая гостя: у того чуть выше колена была какая-то странная форма ноги. Хотя опять же: мало ли какие дефекты могут быть у человека, и не так уж красиво и корректно все их замечать.

Тем временем маркиз дель Фальконе вынул из глубины стеклянного шкафа изумительной красоты фарфоровое яйцо — одно из произведений всемирно известного мастера Карла Фаберже, придворного ювелира российских царей. Глазурованные, украшенные драгоценными камнями, искусно разрисованные, эти предметы давно уже считались Ценнейшим подарком с Востока. В каждом яйце, кроме того, содержался какой-нибудь сюрприз. В том, которое маркиз открыл сейчас, находилась чудесная огненная птица с изумрудными глазами и крыльями, усыпанными рубинами и бриллиантами.

— Эту вещь привез в Венецию мой двоюродный дед, — сказал маркиз. — Когда-то он был итальянским посланником в России.

— Необыкновенно, — даже с каким-то испугом пробормотал мистер Джойс.