— У нее шок, - пояснил он, - пока врача дождется…

Сняли остатки одежды, Кир стал бинтовать грудную клетку, потом бедро, Марку приходилось поддерживать тело. На раны он старался не смотреть. Ему было плохо. Девочку накрыли одеялом.

— Как ее зовут-то? - спросил Кир.

— Не знаю.

— Вы бы лучше с ней тут посидели. Пока у нас такой бардак.

Кир стал осматривать куртку, нашел вшитый номер. Сказал "сейчас", ушел и вернулся с отпечатанной наклейкой - в компьютере он по номеру нашел имя гэйны, это была Ивенна иль Кон, из ВЧ Маир, по Тверди - в 40 километрах отсюда. Ей было 17 лет.

Ивик открыла глаза.

Мир был подернут тонкой полупрозрачной пеленой, и эта пелена чуть колебалась туда и сюда, и от этого Ивик тошнило. Боль была относительно терпимой - так, ныло что-то, не понять даже, где. Просто очень ощущалось тело, неподъемное, недвижное, и из этого было понятно, что она жива.

Ну и попала же ты в переделку, гэйна.

Прямо над ней качалось чье-то круглое симпатичное лицо. Большеглазое. Ивик шевельнула губами, и почувствовала, как во рту пересохло, как хочется пить.

— Где? - только и вышло у нее.

— Вы в Ламари, в больнице, - поспешно сказал тот, кто сидел рядом, - хотите пить?

— Та-а, - прошелестела Ивик. Ей подняли голову. К губам поднесли воду. Она стала пить.

— Ивенна, - сказал этот, незнакомый, и потом еще раз, робко, - Ивик… вам больно?

— Не-е… ниче.

Он осторожно положил руку ей на голову. Погладил по волосам. От этого становилось как будто легче.

— Ивик, все будет хорошо. Вы поправитесь. Все будет хорошо, милая.

Марк приходил всегда после работы. Вечером. Ивик уже привыкла к его посещениям. И вся палата привыкла. Ивик положили вместе с пятью другими ранеными гэйнами, из них три - как она, из Маирской части. Не из ее шехи, правда, но Ивик знала их. Все они были старше Ивик, все замужем и уже родили детей. Вначале в палате было семь человек, но одна, Фалена, на третью ночь умерла. Остальные стали выздоравливать. У всех, кроме Ивик, ранения были огнестрельные - чаще всего гэйны гибнут и получают раны на Тверди. В Медиане - только если силы очень уж неравны.

Страшно было ночью. Ивик почти не спала. Днем как-то все отвлекало - шум, хождения туда-сюда, разговоры с ближайшими соседками, процедуры, перевязки. Потом приходил Марк, его полюбила вся палата. Он приносил всегда что-нибудь совершенно фантастическое - апельсины, свежие летние ягоды свиринки (оказывается, местные старожилы умудрялись как-то замораживать эти ягоды на зиму), морс (и побольше, побольше), сладости. Ивик почти не могла есть, а приносил он много - и доставалось всем.

А вот ночью становилось плохо. Первые ночи очень болели кости - бедро и плечо. Наркотиков врачи не разрешали никому. Ивик проводила ночи в борьбе с собой, потому что очень хотелось постонать или мерно, протяжно повыть, казалось, что так будет легче. Но она не стала этого делать, потому что так делала Шана - та совсем теряла контроль над собой и выла, и никто не мог из-за этого забыться сном хотя бы ненадолго. К счастью, Шана иногда засыпала. Ей никто ничего не говорил по этому поводу, все и всё понимали, но… Ивик страшно было подумать, что и она вот так же будет всех мучить своими воплями, а ведь соседкам без того несладко. Эта мысль заставляла терпеть.

Она думала, что вот этого никто ведь и не знает… и не задумывается об этой стороне жизни. Ни сами гэйны, ни люди вообще, и даже медики к этому относятся спокойно, как мясник на бойне - к страданиям забиваемых животных. Да и понятно, иначе ни один медик жизни такой не выдержит - если еще и сочувствовать. Никто же, никто, шендак, не знает, и не догадывается, где на самом деле ад… И что такое ад - это когда время останавливается.