Вот так накручивая сам себя, понимая при этом, что большинство из моих мыслей не имеют под собой оснований, и тем не менее все равно лезут в голову, я и зашел в комнату, где сидел Турок, в окружении троих моих камер-пажей.

— Что ты здесь делаешь? — с порога задал я вопрос сидевшему за столом парню.

— Сижу, — нагло ответил он, глядя на меня неприязненным взглядом.

— Хватит придуриваться, ты прекрасно понял, о чем я хочу узнать, — согнав сидящего прямо на соседнем столе Румянцева, я занял его место, и в упор начал разглядывать Турка, отмечая про себя, что выглядит Московский вор плохо: он сильно осунулся, появились круги под глазами, а волосы, раньше тщательно расчесанные, торчали во все стороны как пакля. — Или ты опять хочешь меня поджечь?

— Никого я не хочу поджигать, — он опустил взгляд. — Вы меня бросили в Москве и уехали. Меня Ванька-Каин чуть не пришиб, когда я рискнул у него появиться в игорном доме. И куда мне было идти? Только сюда, чтобы в ноги упасть да просить куда-нибудь пристроить, чтобы с голодухи не помер. — Если честно, я слегка окосел от таких заявлений. Это что же получается, если следовать его логике, то я еще ему что-то должен остался?

— А ты не думал, что я тебя могу пристроить в колодки, да на каторгу в Сибирь? — наконец, сформулировал я ответ, убрав из него нецензурщину.

— Думал, поэтому-то так долго зайти не пытался, боязно было.

— И как долго ты здесь уже находишься? — я попытался представить, сколько уже времени Турок цветы перебирает, но мне больше, чем два-три часа не приходило на ум.

— Да уже три дня, почитай, — Турок поднял голову и, наконец, снова посмотрел на меня. На этот раз в его взгляде не было неприязни, только какая-то обреченность, пополам с вызовом. — Но в покои ваш только сегодня собрался духом прийти. Говорю же, боязно мне было.

— Ну, ни…чего себе, — я присвистнул. — И ты хочешь сказать, что все три дня просто ходишь, где тебе понравится, и никто тебя не пытался остановить?

— А кто на холопов смотрит? — Турок усмехнулся. — Интриги — это удел благородных, а простые смертные, что невидимки какие. В людской только спросили новенький ли я, да откуда. Я и ответил, что с Великим князем из Москвы приехал. Не побегут же к вашему высочеству выспрашивать, что да как, потревожить побоятся, вот и рассудили, что должно быть и не вру я, кому же понравится в холопах дворовых бегать?

— Душегубу, к примеру, или поджигателю какому, — я слегка наклонил голову, разглядывая его, словно в первый раз вижу. — Ты слишком хорошо говоришь, слишком правильно для простого холопа. Даже я так не всегда могу. Но со мной все просто, я только учусь по-русски говорить и думать, а вот ты словно в хоромах рос, да с учителями грамоту учил. Ты ведь грамоте разумеешь, а, Турок? — моя свита сидела где-то позади меня очень тихо, я практически позабыл, что нахожусь в комнате с Турком не наедине, но вопросы, которые я задавал, точнее ответы на них были очень важны для меня, и плевать, что кто-то из парней может оказаться дятлом, приставленным ко мне Елизаветой.