— Да, — неохотно ответил Турок. — Мать научила, когда еще жива была.

— Как тебя зовут? — от внезапности вопроса он опешил, а затем тихо ответил.

— Андрей Ломов, — Турок замолчал, я же прикидывал, складывая числа в уме, но не получал правильного ответа, просто потому, что не знал историю достаточно хорошо, даже в пределах пятнадцати-шестнадцати лет, прошедших в этом мире.

— Кто твой отец? — бросив бесполезные подсчеты, прямо спросил я.

— Какое это имеет значе…

— Кто твой отец? — жестко прервав его, повторил я вопрос.

— Иван Долгорукий, — он буквально выплюнул это имя. Я же слегка откинулся назад. Понятно. Бывший фаворит и любимец Петра II обрюхатил какую-то девушку Ломову, скорее всего, очень бедную дворянку. Ребенок, рожденный вне брака — позор на всю семью, но она даже пыталась сына чему-то научить, пока не умерла. Отцу же, похоже, изначально было плевать на него, а потом он попал в немилость, сразу же, после смерти своего патрона, а потом и сгинул где-то на каторге. Ну, а Андрейка попал в руки еще по малолетству Ваньке-Каину, и тот научил его тому, что сам умел. История, в общем-то, рядовая, вон Бецкой тоже чей-то бастард, но тому повезло больше, у него мать достаточно знатная и обеспеченная женщина, чтобы иметь силы и возможности рты позакрывать и не дать злым языкам трепать имя сына, здесь же такой возможности не было. И что мне с ним делать? Может, правда, на каторгу отправить? По стопам родителя, как говорится.

— Ну, и что мне с тобой делать? — я продублировал вопрос вслух.

— Он же помог нам, ваше высочество, тогда, в Москве, — неуверенно проговорил откуда-то из-за спины Румянцев.

— И что же, из-за того, что он шкуру свою тогда спасал, все ему простить? А, может, его высочество еще и должностью его одарить надобно? — впервые слышу, если честно, такие категоричные нотки в голосе Сафонова. Никогда бы не подумал, что он может быть настолько принципиальным, скорее уж Вяземский, который и вовсе промолчал, не влезая не в свое дело. — Архив Сыскной экспедиции он все же сжег, да и убег бы, ежели его высочество не поймал бы.

Мнения сторон разошлись, и я пребывал в некоторых колебаниях относительно принятия решения. Одно мне было понятно, Ушакову я Турка не отдам. В крупных заговорах воспитанник Ваньки-Каина точно не замешан, а со всем остальным я надеюсь, что справлюсь.

— К Румбергу его отведите, передайте, что Андрей Ломов моим личным слугой отныне будет. Только предупредите, что шибко ловок шельмец, чтобы глаз с него не спускали, — и я соскочил со стола, направившись к двери. — А мне пока надо Наумова убить, так что, с Ломовым заниматься более некогда.

— Э-э-э, — у двери я обернулся и увидел, что парни недоуменно переглядываются между собой, включая Турка. — Может, подсобить нужно, ваше высочество? — заметив мой взгляд тут же отреагировал Румянцев, а Сафонов закивал, соглашаясь с приятелем.

— Когда понадобится труп прятать, я кликну, — пообещав, что их энтузиазм не останется без награды, я открыл дверь.

— Почему вы решили меня при себе оставить, ваше высочество? — я снова обернулся, задумчиво разглядывая Турка. — Потому что я какой-никакой, а Долгорукий?

— Я не знаю, насколько ты Долгорукий, может быть, ты мне солгал. У Ивана сейчас не спросишь уже, а лавры покойного императора Петра мне не к чему. Я тебя при себе оставил, потому что ты вор, Андрей Ломов, и весьма удачливый вор, надо сказать, — и я, наконец, вышел из комнаты.

Возле дверей моей спальни стояли аж два гвардейца. Возле них топтался Криббе, но они ни в какую его не пускали и не говорили, на месте я вообще, или куда уйти изволил. У одного из гвардейцев на щеке наливался великолепный бланш.