– Я… не знаю, – прошептал он. – Прошло много времени с тех пор, как я сидел в последний раз.

Наклонившись, Нат помог ему спустить ноги с кровати и, поддерживая под локти, отвел к окну и усадил в кресло. На кровати осталась глубокая вмятина, и Нат с горечью подумал о тех бесконечных днях, когда его сын мог только лежать и глядеть в потолок.

– Ты сказал – родственник? – проговорил Патрик с усилием. Похоже, смысл сказанного дошел до него только что.

– Меня зовут Натаниэль Шихэйн.

– Шихэйн… – неуверенно повторил Патрик.

– Да. А тебя зовут Патрик. Патрик Шихэйн…

Он кивнул.

– …И ты – сын Мэри Шихэйн и…

– Тебя прислал Альберт?

– Да, он нашел меня и послал к тебе… – Нат немного поколебался, потом добавил решительно: – Я знаю – тебе, наверное, будет трудно в это поверить, но я – твой отец.

На этот раз Патрик понял его почти сразу. Слегка наклонив голову, он некоторое время постукивал себя согнутым пальцем по лбу, словно стучась в двери своей памяти. Потом он снова кивнул:

– Ты должен меня извинить. Я знал, что рано или поздно ты придешь. Альберт говорил мне, но в последнее время я многое забываю. – Патрик жалобно взглянул на Ната. – Я потерял тебя вскоре после того, как умерла мама.

– Что ты имеешь в виду? – удивился Нат.

– Мама хранила тебя… твою голову в Пасаденском институте криогенеза. Вскоре после того, как она погибла, институт купил Мартин Рэндо. – Тонкие губы Патрика изогнулись в горькой иронической усмешке. – Я пытался вернуть твои останки, но Мартин отказался. Он сражался как лев, и у него была целая армия отличных юристов, так что в конце концов… – Он не договорил, но складки в уголках его губ стали глубже.

– Прости, что я… что я не мог быть с тобой, Патрик, – проговорил Нат, но его сын покачал головой.

– Ты был  со мной. Был со мной всегда. Мама столько о тебе рассказывала, что ты как будто жил с нами.

– А я чувствовал… чувствую себя так, словно я тебя бросил.

– У тебя не было выбора. – Патрик чуть заметно усмехнулся.

– А ты… у тебя есть дети?

– Нет. Всю свою жизнь я занимался политикой вместе с Альбертом. Моя деятельность не очень нравилась тогдашнему правительству, и я был лишен всех гражданских прав. У меня отняли все – работу, жилье, право на страховку, на кредит, на медицинскую помощь. В таких условиях очень трудно жить нормальной жизнью, но мне повезло – у меня был Альберт.

Нат покачал головой. Сейчас он испытывал сожаление оттого, что его сын – так же как и он в свое время – стал нонконформистом. Неважно, что он его не воспитывал; должно быть, какие‑то черты характера перешли к нему по наследству.

– Расскажи, что ты знаешь о землетрясении и о том, как погибла мама.

– Разве Альберт тебе не говорил?

– Я хочу услышать это от тебя, Патрик. Все, что ты помнишь.

Прежде чем заговорить, Патрик огляделся по сторонам, словно черпая силы в скудной обстановке.

– Это был очень странный день, очень жаркий и совершенно безветренный. По всей округе выли собаки. Были и другие признаки, о которых обычно говорят, что они предшествуют сильному землетрясению, только о них обычно вспоминают уже после того, как все случится. Где‑то после полудня я услышал далекий гром и глухой гул, который шел как будто из‑под земли. Мама в тот день была на работе. Она позвонила к нам домой и велела Лауре поскорее увезти меня как можно дальше от берега.