— Но если чего, так сразу? — с надеждой спросил композитор.

— Если чего, то мы мигом. — Я погладил его по лысинке. — Не волнуйтесь. Уж стенки-то в России не дефицит, хватит каждому.

Очень своевременное знакомство, отметил про себя я. Такой боевой перец среди моих советников не помешает. Когда я его попрошу, он мне поправит испоганенный гимн. Или, того лучше, сочинит новую музыку, державно-зажигательную. А уж слова я знаю где искать.

Теянов был не зря поставлен мной в конец церемонии. Он уже был включен в мой план Большого Исправления Ошибок. Я приколол орден к его желтому пиджаку, довольно мятому, и шепнул: «Попрошу вас задержаться. Обождите вон там, за колонной. Есть разговор». Поэт приосанился, выкатил грудь колесом и послушно кивнул.

Еле дождавшись, когда основная публика допьет разлитое на халяву шампанское, кокнет пару бокалов и, удовлетворенная, покинет Екатерининский зал, я пальцем выманил из-за колонны свежего кавалера ордена «За заслуги перед Отечеством» VI степени.

— У меня к вам, Святослав Юрьевич, маленькое, но о-о-очень ответственное поручение, — доверительно обратился я к поэту.

Не могу сказать, что Святослав Теянов вблизи выглядел лучше, чем издали. Скорее, наоборот. Для сочинителя любимой стихотворной строчки президента России у него был чересчур потертый и жалкий вид. От поэта исходил острый запах смеси одеколона с нафталином, а сам он внешне напоминал обшарпанного суслика: во время беседы он то и дело вытягивал шею вверх, озабоченно принюхивался, мелко-мелко тряс головой с зализанными остатками волос и иногда озирался по сторонам, словно искал норку.

— Я готов, господин президент! — Поэт-орденоносец с повадками грызуна сложил лапки по швам и замер в позе ожидания.

М-да, и на первый взгляд, и на второй — типичное старое чмо. Однако, подумал я, власти следует быть снисходительной к своим писателям. Не надо требовать от мастеров слова еще и внешности манекенщиков или выправки кремлевских курсантов. Пусть будет что-то одно. Приумножать литературную славу отечества вполне может и человек с мордочкой суслика. Вот Лермонтов, говорят, при жизни смахивал на хорька — и ничего: как только помер, стал великим поэтом и гордостью России. Может, и Теянов, когда склеит ласты, сразу с кладбища угодит в школьные учебники литературы.

— Хочу, чтобы вы написали для страны новый гимн, — сказал я.

— А нынешний куда? — встревожился Теянов.

— А на фиг, — беспечно сказал я. — С гимнами, Святослав Юрьевич, нужно поступать как с двигателями машин: завалил стендовые испытания — и все, привет, в топку. Вы же видите, по части драйва он оказался слабоват. Да и пассионарности ему не хватило. А в промахах мы упорствовать не станем. Так ведь?

— Так! — немедленно подтвердил старый суслик, вздымая трясущиеся лапки на уровень груди. — Так!

— Вот и отлично. — Я хотел потрепать стихотворца по плечу, но передумал: побоялся подхватить нафталинный запашок. — Непростой текущий момент требует текста побрутальней. Ваше «добро должно быть с кулаками» — блеск, это пойдет первой строчкой. И дальше пишите в таком же духе… Ну там железная поступь… сметем преграды… своротим скулы… надаем пинков… Вы любимец муз, вам и карты в руки. Возьмите за образец текст «Интернационала» — по сюжету там, конечно, хрень несусветная, но энергетика бурлит через край. Помните? Он и по ритму вам более-менее подходит. Никаких голодных и рабов, понятно, теперь не надо: государство не нянька и не собес. А вот решительный бой вполне можете упомянуть как метафору… Мы в кольце врагов или где?

— В кольце! — закивал Теянов, все больше воодушевляясь.