Ларри (перебивает его, сардонически). Джимми, ты уже там. Здесь чёрное это белое, Восток это Запад, а завтра — это вчера. Что ещё нужно?

Джимми (со смурной благожелательностью, качая головой с мягким упрёком). Ларри, дорогой, ты меня не проведёшь. Ты корчишь из себя циника, но в глубине души ты — самый добрый человек из нас всех.

Ларри (в замешательстве, раздражённо). Что за чушь!

Пэррит (наклоняется к Ларри, доверительно). Какой набор психов!

Джимми (как если бы ему о чём-то напомнили, с жалкой попыткой звучать деловито). Да-да, завтра. Давно пора привести себя в порядок и снова заняться делом.

Мне нужно отдать этот костюм в химчистку. Я не могу выглядеть как бродяга, когда я…

Джо (который сидел, погружённый в свои мысли, перебивает). Да, белый народец всегда говорил, что я — белый. Когда у меня были деньги, Джо Мотт был единственным негром, которого пускали в игорные дома, предназначенные для белых. «Тебе, пожалуйста, Джо, ты — белый», говорили. (Он хихикает.) Но в кости играть меня не подпускали. Знали, что кости меня слушаются. «Джо, любая другая игра, на любую сумму». Господи, сколько я просадил денег! (Он посмеивается, потом, защищаясь.) И хозяин наш тогда знал, что я белый. Я накопил денег, чтобы открыть мой собственный игорный дом. Знающие люди мне посоветовали: сходи к хозяину, тогда у тебя не будет никаких проблем. Пусть Харри Хоуп даст тебе письмо к боссу. И он написал мне это письмо. Правда, Харри?

Хоуп (погружённый в собственные мысли). А? Конечно. Большой Билл был моим другом. У меня в те времена было много влиятельных друзей. И я бы мог возобновить все мои знакомства, если бы только я захотел сходить и их повидать. Да, я помню это письмо. Я там написал, что ты — белый. Что с того?

Джо (обращаясь к Капитану Льюису, который снова впал в столбняк и слушает его с абсурдно напряжённым вниманием, явно ничего не понимая). Вот так-то, Капитан. Я пошёл к Боссу, дрожал от страха. Он сидел за письменным столом, огромный как товарняк. Он даже не взглянул на меня. Я жду и жду. Мне кажется, прошёл уже целый час, и вдруг он медленно и тихо так говорит: «Ты хочешь открыть игорный дом, так ведь, Джо?» Но не успеваю я ответить, как он вскакивает из-за стола, огромный, как два товарняка, и колотит кулаком, похожим на окорок, по столу: «Ты чёрный сукин сын; Харри говорит, что ты — белый, так вот и веди себя, как белый, а если не хочешь, то у нас для тебя подготовлена железная клетка». Потом он садится и снова говорит так спокойно: «Ладно. Открывай. Убирайся отсюда!» Так что я открываю моё дело и доказываю, что я действительно белый. Годами веду дело в открытую, выплачиваю все взятки в срок, поддерживаю прекрасные отношения с полицией. (Гордо хихикает.) Старые добрые времена! Много было вечеров, когда я заходил в это заведение. В те дни это была отличная забегаловка. Хорошее виски — пятнадцать центов стакан, два — за двадцать. Я бросал на стойку пятидесяти долларовую купюру, как если бы она ничего не стоила, и говорил: «Угощайтесь, ребята, сдачи не нужно». Помнишь, Харри?

Харри (язвительно). О, да. А теперь, если бы я хоть раз увидел, как ты бросаешь на стойку пятьдесят центов, я бы сразу понял, что у меня белая горячка! Ты уже рассказывал эту историю миллион раз, и если мне ещё раз придётся это услышать, то я точно сойду с ума!

Джо (хихикая). Ну, если ты не заработал белую горячку после двадцати лет регулярного пьянства, меня тебе опасаться нечего!

Льюис (внезапно поворачивается к Хоупу. С сияющей улыбкой). Спасибо, дружище Харри! Раз уж ты об этом заговорил, я выпью, ведь скоро твой день рождения. (Остальные смеются.)

Хоуп (прикладывает руку к ухуу сердито).