Ее коллеги сложились, чтобы купить торт. Это делалось по традиции всякий раз, когда отмечался день рождения кого-то из сотрудников. Она никак не могла сбежать от настоящих своих друзей в угоду желаниям Лайэма.

 - Не понимаю, почему ты не можешь уйти, - упрямо сказал он.

 Разумеется, не понимаешь, возмущенно подумала Молли. А что, если сказать ему, просто чтобы он хоть на секунду почувствовал себя неловко?

 Но ей не пришлось ничего говорить: все решилось само собой, когда из двери выглянула Джоан.

 - Эй, именинница, все готово. Грег принес торт, и все двадцать пять свечей уже горят. Так что заходи и делай что положено. Если хочешь, можешь пригласить и своего симпатичного приятеля, - добавила она, окидывая Лайэма с головы до ног откровенно восхищенным взглядом. - Торт большой, на всех хватит.

 Молли насладилась стоном, который издал Лайэм. Надо отдать ему должное, после того как голова Джоан исчезла за дверью, он виновато запричитал:

 - Господи, Молл, я и понятия не имел, что у тебя сегодня день рождения. Болтаю и болтаю о новой машине, а ты в это время наверняка думаешь, какой я жуткий эгоист.

 Говоря откровенно, Молли упивалась его покаянным видом, который самым восхитительным образом врачевал ее ущемленную гордость.

 - Ничего страшного, Лайэм. Я привыкла к тому, что ты не помнишь о моем дне рождения.

 Он опять поморщился.

 - Не трави душу!

 Молли почти сдалась. Долго сердиться на Лайэма было ужасно трудно. Он ведь не специально культивирует в себе эгоизм. Талантливый, все ему легко дается, да и мать души в нем не чает, любую прихоть готова исполнить. Сочетание честолюбия с красивой внешностью не способствует развитию скромности и внимания к другим людям. Лайэм умел быть великодушным и обаятельным, но обычно был поглощен собственными делами и мыслями и редко интересовался чужими проблемами.

 Одному Богу известно, за что я его так сильно люблю, раздраженно подумала Молли.

 Но потом взглянула на его лицо, на идеально сложенное тело и поняла, что совершенно беззащитна перед его шармом, хоть выбрасывай белый флаг!

 Однако в его глазах она не увидела ни капли нежности, только раскаяние. И поэтому, когда он крепко схватил ее за руки выше локтей, она сердито и разочарованно взглянула на него.

 - Не злись на меня, Молл, - с обезоруживающей мягкостью сказал он.

 - Я не злюсь на тебя, - натянуто ответила она.

 - Нет, злишься. И имеешь на это полное право. Но сегодня вечером, если ты мне позволишь, я постараюсь загладить свою вину.

 - Сегодня вечером? - Ее голос дрогнул.

 - Да, сегодня вечером, - произнес он твердо. - А сейчас тебя ждут твои коллеги, ты должна задуть свечи.

 С обычной для него самоуверенностью Лайэм проводил ее в библиотеку - и моментально очаровал всех. А когда их застолье подошло к концу, к великой досаде Молли, все ее снедаемые любопытством коллеги, похоже, были убеждены, что он ее близкий друг. Ему даже удалось вырвать у нее обещание (у присутствовавшей при этом Джоан глаза буквально вылезли из орбит) пойти с ним куда-нибудь вечером. Ужин отпал сразу - она ни за что не согласилась бы обидеть мать, - но приглашение выпить где-нибудь кофе после ужина было ею принято.

 Потом Молли убеждала себя, что никогда не согласилась бы идти с ним куда бы то ни было, если бы они говорили без свидетелей. Она бы просто отшила его - и дело с концом! Она не нуждается ни в его жалости, ни в его раскаянии.

 Как только красная "мазда" с ревом пронеслась по шоссе обратно в Сидней, Джоан обратила на нее пристальный взгляд своих проницательных глаз.

 - А ты, оказывается, настоящая темная лошадка, Молли, - сказала она, когда они остались вдвоем. - Я всегда считала тебя скромницей и тихоней, а ты все это время вон кого утаивала.