— Я слушаю тебя, — уже в который раз напомнил Зекяи-бей.

Музафер не отвечал.

Проследив взгляд Музафера, Зекяи-бей всем корпусом повернулся в сторону женщины.

— Послушай, кто это? — кивнул Музафер.

— Ты разве незнаком? Импортная штучка. Швейцарского производства.

— Да ну? Чья?

— Паша-заде Хайруллы.

— А почему же она одна?

Зекяи-бей начал было не без иронии распространяться о приверженности Музафера к обычаям Востока, но в зал под руку с председателем партии вошел главный редактор партийной газеты. Час назад на собрании они чуть было не подрались с Музафером, поспорив по поводу уступок духовенству. Главный редактор поддерживал сторону тех, кто считал, что для победы на выборах следует задобрить духовенство.

Музафер тотчас забыл о незнакомке.

— Погляди-ка на мерзавца, — сказал он. — Эх, где ты, Мустафа Кемаль? Подними голову и посмотри на своих вчерашних почитателей!

Зекяи-бей обернулся и окинул вошедших безразличным взглядом.

Музафер-бей кипятился.

— Придется все-таки надавать ему тумаков в порядке назидания!

— С какой стати? — урезонивал его Зекяи. — Какое тебе дело до них?

— Да нет мне до них дела, но…

— Никаких «но»! Брось ты эти свои восточные привычки. Иметь библиотеку в тысячи томов, ездить в Европу, Америку… Стране нужны не восточные нравы, а истинная цивилизация. До тех пор пока мы не ощутим в нашей стране, в самих себе, в самых отдаленных уголках наших душ западную демократию…

Музафер-бей отвернулся. Он искал глазами незнакомку, поразившую его воображение.

Зекяи-бей обиженно заметил:

— Я, собственно, к тебе обращаюсь.

— Да-да, продолжай. Я слушаю…

— Так вот, пока мы не обнаружим, что пришел конец восточным обычаям, безмерному национализму, то есть шовинизму…

— Что за божественная женщина! — восхищенно произнес Музафер.

В дверях зала показалась компания высоких один к одному розовощеких американцев — дельцов, а может быть, инженеров. Они держались за председателем партии, весело, беззаботно и бесцеремонно разглядывая зал.

От Музафер-бея не ускользнуло поведение женщины в красном шарфе. Она преобразилась с приходом этой компании. Грациозно изогнув лебединую шею, она настойчиво смотрела на американцев и улыбалась.

Прошествовав через зал, они уселись за стол главного редактора партийкой газеты.

Музафер рывком повернулся к Зекяи-бею.

Тот ухмыльнулся.

— Стол главного редактора в цене!

Музафер налил себе водки, раздраженно опрокинул рюмку в рот.

— А что это значит, догадывайся сам!

И тут же объяснил.

— Это значит, что на выборах победит партия наших конкурентов, то есть программа партии наших конкурентов, которая, — Зекяи-бей поднял палец, — требует ликвидации этатизма, мой дорогой!

— Ненавижу предсказателей… — проворчал Музафер.

— Попомни мои слова. На этих выборах и на следующих…

— Не забывай девятьсот тридцатый год…

— Да, но обстановка изменилась.

— Вот и выпьем!

Музафер-бей покосился на женщину в красном шарфе. Она ловила каждое движение за столом, где сидели председатель партии и американцы.

Зекяи-бей улыбнулся.

— Не теряй времени! Проиграешь.

— Почему?

— Не видишь разве.