Кусты затрепетали, вторя дрожи Йоселина, которым при этих словах овладели отвращение и протест: ведь завтра все будет кончено, и недруг получит то, чего хочет.

— Бог свидетель, — процедил он сквозь стиснутые зубы, — я его крови жаждать не перестану. Я еще смогу сделать Ивету вдовой.

— Тише, глупец, никогда не говори подобных вещей! Что если тебя услышит чужой? Со мной-то ты в безопасности, я помогу тебе всем, чем сумею, но… Сохраняй спокойствие и дай мне подумать.

— Я способен обойтись и без помощи, — сказал Йоселин, осторожно выпрямляясь, но не покидая укрытия. Он был весь перепачкан. Его светлые волосы все еще прилипали к голове, но непокорные желтые пряди на висках уже подсыхали. — Ты хороший парень, Симон, но я советую тебе не вести себя так глупо и не идти на риск из-за меня.

— Что же ты мне предлагаешь? — Голос Симона звучал негодующе. — Посторониться и дать им тебя схватить? Слушай, сейчас для тебя самое безопасное место — это епископская усадьба. Уж туда они в жизни не догадаются заглянуть. Нет, не дом, и не конюшня, и не двор, спору нет. Но просто ясно, что здесь они не станут рыскать. У остальных обыщут каждый хлев и амбар. Там в углу, возле калитки, через которую я вышел, есть сарай. В нем хранят сено с дальнего поля. Ты мог бы там отлежаться, сено вполне сухое, а я приносил бы тебе еду. Мы запрем калитку в стене, и никто через нее не войдет. А потом, если мне удастся как-то вывести тебе Бриара… Что скажешь?

Предложение выглядело вполне разумным, и Йоселин принял его с восторженной благодарностью. Умолчал он только о том, что лошадь в ближайшее время будет ему совсем не нужна. Он не собирался никуда уезжать до тех пор, пока не изобретет способ освободить Ивету. Либо же пока не утратит надежду и волю, а с ними, возможно, и жизнь.

— Ты хороший друг, и я этого не забуду. Но побереги себя: хватит того, что один из нас впутался в эту историю. Слушай меня! — Схватив Симона за руку, он с серьезным видом встряхнул его. — Ежели дело примет дурной оборот, если меня выследят и поймают, ты ничего обо мне не знал, я действовал в одиночку. Отрекись от меня, я от всей души даю на это добро. Коли будут говорить, мол, пропало мясо или что-нибудь еще, скажу, что украл я, и ты не перечь. Обещай мне! Мне было бы невыносимо подставить тебя под удар.

— Тебя не поймают, — твердо сказал Симон.

— Да, но все-таки обещай!

— Ладно, успокойся, раз уж ты так настроен, я предоставлю в худшем случае тебе выпутываться самому. Или по меньшей мере буду стараться вызволить тебя из беды окольными путями. Я такой же, как все: мне тоже не хочется, чтоб моя шкура пострадала. И я о ней хорошо позабочусь — не одним способом, так другим. Пошли же! Надо спешить, пока все спокойно и меня еще не хватились.

Обратный путь был короче: им удалось пройти напрямик к задней стене усадьбы, оставаясь все время в укрытии. Раз-другой шедший впереди Симон начинал тихо посвистывать, и Йоселин скрывался в кустах. Но тревога тут же рассеивалась: выяснялось, что посторонние звуки издавали то взлетевшая птица, то дикий зверек, крадущийся по сухому валежнику. Калитка в стене оказалась приоткрытой — в точности так, как Симон ее оставил. Он сперва осторожно отворил ее и огляделся вокруг, а затем уж подозвал друга. Йоселин с благодарностью юркнул во двор усадьбы и тут же услышал, как за его спиной заперлась калитка. Рядом, у самой стены, стоял низенький деревянный сарай для корма скоту, в нем пахло сеном, тонкая пыль, взлетевшая у них из-под ног, щекотала ноздри и ела глаза.