* * *

Мысли о невезучей девочке из Юбака рассеялись от резкого стука, причем стучали не в дверь и даже не в дверной косяк. Гость, мой глубоко почитаемый мениэр Питер Янсен, стоял прямо передо мной и стучал о стол.

– Простите, задумался, – сказал я, проведя рукой по лицу и приглашая Питера сесть в кресло подле меня.

– Не вы один, – произнес мениэр Янсен, охотно принимая мое приглашение. – Многие коллеги озадачены.

– Чем же? – спросил я, сложив руки замком.

– Отчего вы запретили купаться на озере? Многим больным идет на пользу физическая активность, в особенности плавание. Даже в благодатный, но все еще прохладный май вы позволили всем посещать берег, исключая уж самых пропащих. Что же переменилось?

Я глубоко вздохнул и, прикрыв веки, подался назад, впадая глубоко в кресло. На меня смотрела рыбка-чернильница, а подле нее тикали часы с памятным расколом.

– Мне показалось, в воде какая-то зараза. Я не могу пока что рисковать, – ответил я, не поднимая взгляда на своего учителя.

– Прикажете не брать из озера воды? – спросил Питер.

Неровная ухмылка сама собой искривила мои губы.

– У нас нет других источников, – пожал я плечами.

– Вы же сами говорите – она отравлена, – развел руками мениэр.

– Вода пригодна для питья, я сам ее пью, – отрезал я.

– Не сочтите за грубость, граф, но после ваших слов… Как вы тогда выразились? «Уйти пораньше»? Помнится, речь шла, конечно же, о пациентах. Но вам ли не знать, коллега, как больных легко увлечь, рассказывая об их недуге.

Я сдался и поднял руки.

– Вы слишком проницательны, доктор Янсен, – признался я. – Врать я не буду, но и всей правды, поверьте, вам тоже знать не стоит. Не волнуйтесь за меня. При всех своих недостатках, которых у меня, как и подобает любому грешному смертному, в избытке, все же я человек исполнительный. У меня появилось дело, требующее разрешения. Пока я не закончу с ним, я никуда не уйду.

– Как знаете, ваша светлость, – улыбнулся Питер, всплеснув руками. – Уж простите мне старческое беспокойство.

* * *

Дело обретало намного более скверный оборот, нежели предполагалось. Уже к августу стало известно о двоих детях, белокурых мальчике и девочке, убитых Зверем. В деревне слышали их крики – до того близко подобрался свирепый хищник, до того близко было спасение. Смерть омерзительна, когда вторгается во время, совершенно не положенное для нее.

Я был на похоронах, и это было нестерпимо. Мужчины, женщины и самые старшие дети держали при себе простецкие оружия или, кому бедность не позволяла, попросту вилы или примитивные штыки.

Так внимательно разглядывать толпу мне было просто необходимо, чтобы не смотреть на гробы. Когда все же мой взгляд ненадолго и вскользь коснулся юных погибших, самообладание, не отходившее ни на шаг все долгие годы практики, растаяло в воздухе. Холодный пот выступил на лбу, а руки тряслись, даже насилу сжатые в кулак. Когда закрыли гробы, я думал, что смогу ровно смотреть на плоские крышки из грубо отесанных досок. Но один только размер этих крохотных могил вверг меня в ужас.

Помню, как я уже сидел, опершись на свой карабин.