Он больше не воспринимал реальность как нечто требующее доказательства.
– Мумия? – переспросил он.
– Она была... э‑э... в одном из помещений отдела египтологии. – Констебль Трамбле отошла на шаг, удивившись, зачем сержант потянулся к оружию. – Она просто лежала в гробу, ее там изучали, наверное, ну или в качестве экспоната собирались использовать И, похоже, она произвела слишком большое впечатление на одного из уборщиков. – Констебль постаралась усмехнуться. – Эта мумия Бог знает какая древняя.
Шутка прозвучала довольно плоско, но усмешка сработала, и Селуччи опустил поднятую руку. Конечно музей мог хранить мумию. Он почувствовал себя в дурацком положении.
– Если вы уверены, что я ничем не могу помочь...
– Нет, благодарю вас, сэр.
– Прекрасно. – Бормоча что‑то себе под нос, Майк повернулся к своей машине. В чем он нуждался по‑настоящему, так это в горячем душе, в обильном завтраке и в славном, не слишком затейливом, простеньком таком убийстве.
Захлопнув журнал происшествий, к Трамбле подошел ее напарник.
– Кто это был? – спросил он.
– Детектив‑сержант Селуччи. Убойный отдел. Он проезжал мимо, остановился посмотреть, не сможет ли помочь.
– Вот как? Он выглядел так, словно ему не мешало бы еще немного поспать. Что он там бормотал, я не расслышал?
– Звучало похоже на... – полицейский констебль Трамбле нахмурилась, – львы, тигры и медведи. А что это может означать, понятия не имею.
3
– Привет, мама.
– Доброе утро, дорогая. Как ты догадалась, что это я?
Вики вздохнула и плотнее обернула вокруг тела полотенце.
– Я только что собиралась идти в душ. Кто другой мог бы это быть? – Ее мать обладала удивительной, просто гениальной способностью звонить в самый неподходящий момент. Генри чуть не скончался однажды именно из‑за этого или, напротив, она сама чудом избежала участи оказаться убиенной – Вики так и не удалось разрешить этот вопрос окончательно.
– Сейчас без двадцати девять, моя дорогая, не хочешь ли ты сказать, что только что встала?
– Именно так.
Наступила длительная пауза, в течение которой Вики ждала, пока мать тщательно обдумает ее последнюю реплику. Она услышала вздох, а затем – едва различимый, на заднем плане, звук стаккато ее ногтей по крышке стола.
– Теперь ты работаешь на себя, Вики, но это не означает, что можно валяться в постели чуть не весь день.
– А что, если я провела на ногах всю ночь?
– Ты действительно работала ночью?
– На самом деле нет. – Вики поставила босую ногу на один из кухонных стульев и принялась массировать ладонью икроножную мышцу. Вчерашний подъем на башню давал о себе знать. – У тебя что‑нибудь стряслось?
– Разве мне необходима веская причина, чтобы позвонить своей единственной дочери, когда мне захочется?
– Нет, но обычно так и бывает.
– Понимаешь, в офисе пока никого нет...
– Мам, когда‑нибудь биологический факультет решит, что он вправе ожидать, чтобы ты начала сама оплачивать свои междугородние разговоры.
– Чепуха, Вики. В Королевском университете уйма денег, и вряд ли, чтобы позвонить из Кингстона в Торонто, необходимо выложить целое состояние, поэтому я решила воспользоваться возможностью узнать, как прошел твой визит к глазному врачу.
– При прогрессирующей дегенерации сетчатки улучшений не бывает, мама. У меня по‑прежнему отсутствует ночное зрение и неудержимо разрушается периферическое. Какое имеет значение, как прошел визит к врачу?
– Виктория!
Вики вздохнула и поправила очки. |