Изменить размер шрифта - +
Я не мать тебе, а ты мне — не сын. Я согласна, но при одном условии: что ты ответишь добром на добро, которое сделала тебе я.

— Я слушаю тебя. — Скила переполняла радость оттого, что он стал верховным царем, и он был готов на все.

— Поклянись именем Табити, хранительницы домашнего очага, что царицей буду только я. Ты можешь иметь сколько угодно невольниц и даже жен, но царицей, до своей смерти, должна оставаться я.

— Клянусь змееногой Табити, громовержцем Папаем, богом войны Ареем, что царицей будешь только ты, — сгоряча поклялся Скил, пожирая женщину взглядом.

В его глазах Опия была подарком небес — прекрасна собой, обладает нежной кожей, гибкая и грациозная, и к тому же очень умна. Скил знал, что трагической ошибкой его отца было то, что он не прислушался к ее предостережениям в отношении Спаргапифа.

На протяжении долгого времени Опия была советчицей Скила, и часто он благодарил богов за то, что она находится рядом. Она чутко реагировала на настроения среди влиятельных номадов — глав родов, которым не нравилось то, что все более усиливается власть царя. Прислушиваясь к ее советам, ему удалось вместо строптивых Сагилла и Напа, стремящихся к возвращению старых времен, когда не было верховенства царя паралатов, сделать царями своих братьев — Октамасада и Орика.

Появление Ириды в жизни Скила Опия сначала почувствовала, а лишь затем узнала правду.

— Скажи мне, царь Скил, — стала она допытываться у него, — разве дочь архонта Ольвии согласна быть у тебя простой наложницей? Не забыл ли ты о клятве, данной мне, что другой царицы у сколотов не будет?

— Я помню о клятве, — нахмурился Скил. — Пока ты жива — ты единственная царица!

Его ответ прозвучал как предупреждение, и она это поняла. С тех пор старалась не видеться со Скилом, пока он сам не изъявлял такого желания, а это случалось весьма редко.

Опия была старше его на семь зим. За одиннадцать последних зим кожа ее потеряла прежнюю упругость, щеки поблекли, и он совсем перестал навещать ее ночами.

До него дошли слухи, что она часто беседует с верховным жрецом Матасием, его давним и могущественным врагом. Примирить двух заклятых врагов могло лишь одно: ненависть к нему, верховному царю. Опия была права — Ирида все настойчивее требовала, чтобы он сделал ее царицей, а это означало, что прежняя царица должна умереть. Но Скил никак не мог решиться на это, помня слова Кадукая: «… благополучие твоего царствования связано с этой женщиной».

 

Опия встретила царя в большом шатре, разбитом перед ее шестиколесной кибиткой. Пол устилали толстые шерстяные ковры, в ворс которых нога погружалась чуть ли не по щиколотку, а стены были обтянуты цветными расписными тканями. Горящая масляная лампа не давала достаточно освещения, и в шатре все казалось окутанным легкой дымкой. Царица была одета в платье-халат с длинными рукавами, расшитое золотом, на голове кожаный колпак с золотым навершием и подвесками, сзади почти до пояса ниспадала накидка, а шею украшали крупные бусы из зеленого шлифованного камня.

В полумраке она выглядела прежней, как одиннадцать зим назад, стройной и красивой; дневной свет был ее врагом, так как показывал, что время не пощадило ее.

— Мой повелитель, я рада, что ты навестил меня! — защебетала она и хлопнула в ладоши.

Из-за занавеси, скрывающей дальнюю часть шатра, выбежала невольница, закутанная в одежды с ног до головы, так что нельзя было определить, молода она или стара, и пала на колени.

— Принеси царю бузат! — приказала Опия и посмотрела на пояс мужа, где висел обрамленный в золото и кожу кубок, сделанный из черепа первого убитого им врага, когда Скилу было всего четырнадцать лет. — Скоро у тебя будет новый кубок — череп Спаргапифа достоин этого.

Быстрый переход