Лешка просыпался долго, еще дольше лежал, вслушивался в себя, привыкая
к гулу, ко климату заведения, в котором ему предстояло жить и служить. С
нар, с самого их верха -- во куда во сне занесло! -- ему был виден краешек
продолговатой темной рамы. Стеклышки в ней искрошены и отчего-то не вынуты,
так осколками и торчат, придавленные хвойной порослью -- для тепла,
догадался Лешка и отметил про себя: "Будто в берлоге", но смятения не
испытал, только тупая покорность, в него вселившаяся еще с карантина,
угнетала и поверх этого томили еще два желания -- хотелось до ветру и
поесть.
Кто как, кто где спали ребята, которые проснулись, Покуривали,
переговаривались, подавленно глазели на окружающую действительность. Справа
и слева от Лешки разместилась компания Зеленцова. Широко распахнув рот,
подобрав под шабур локтистые руки, спал, не давая себе разойтись в храпе,
Коля Рындин. "Во дает..." -- Лешка не успел докончить вялую мысль, как
бодрый, почти веселый, не по-стариковски звонкий голос старшины Шпатора
взвился в казарме:
-- А, па-а-ааадье-омчик, служивые! Па-а-ааадье-ооом-чик! Па-адъем-чик!
Служба начинаится, спанье кончаится! Будем к порядочку привыкать, к
дисциплиночке!
Да не шибко-то отреагировали на этот призыв служивые, мало кто
шевельнулся. Старшина вынужден был кого-то дернуть за ногу.
-- Тебе, родной, отдельную команду подавать, памаш? Тут вам не у мамки
на печи! Тут армия, памаш.
В этот день прибывших из карантина новобранцев кормили разом завтраком
и обедом, да еще и от маршевых рот, рано угнанных на станцию, хлебово в
котлах осталось -- наелись от пуза, повеселели молодые воины, решили, что
так оно и дальше будет. Когда отобрали из первой и второй рот по десятку
ребят и послали те команды топить баню -- еще веселее сделалось. В казарме
разговоры пошли о том, что там, в бане, обмундируют их, белье и амуницию
новые выдадут, говорили, будто бы уже видели, как на подводе полушубки,
валенки и еще чего-то повезли, и совсем уж обнадеживающие для жизни новости
докатились до рот: пока служивые моются, обмундировываются, им приготовят
сюрприз -- старшина с дежурными разложат по нарам постельные принадлежности:
на каждого служивого по одеялу, наволочке и по одной, может, и по две
простыни -- отдыхай, набирайся сил и умения для войны, молодой человек,
страна и партия о тебе думают, заботятся, помогают готовиться для грядущих
битв.
В глуби казармы, в земных ее недрах, возник и зазвучал высокий, горя не
знающий голос:
Ревела буря, дождь шумел...
Во мраке молнии блистали...
Лешка по голосу узнал Бабенко, подтянул ему, не ведая еще, что долго он
теперь в этом месте, в этой яме, называемой и без того презренным словом
"казарма", никаких песен не услышит. |