|
Над Колей начали подтрунивать, он добродушно улыбался, обнажая крупные зубы, тоже пытался шутить, но когда к печке подлез парнишка в латаной телогрейке, из которой торчала к тонкой шее прикрепленная голова, и выхватил с печи картофелину, Коля ту картофелину решительно отнял. -- Я ж тебе, парнишша, говорил: покуль от еды воздержись, от картошки, да еще недопеченной, разнесет тебя ажник на семь метров против ветру... -- Коля приостановился и гоготнул: -- Не шшытая брызгов! -- И далее серьезно, как политрук, повел мораль: -- Понос штука переходчивая, а тут барак, опчество -- перезаразишь народ. -- Он достал из своего сидора желтый холщовый мешочек, насыпал в кружку горсть серой смеси, поставил посудину на уголья и назидательно добавил; -- Скипятится, и пей -- как рукой сымет. Весь народ и сержант Яшкин тоже с интересом уставились на старообрядца. -- Что это? Что за лекарство? -- расспрашивал народ, потому что не одному Петьке Мусикову -- так звали парнишку-дристуна -- требовалась медицинская подмога: дорогой новобранцы покупали и ели что попадя, напились сырого молока, воды всякой, вот и крутило у них животы. -- Сушеная черемуховая кора с ягодой черемухи, кровохлебка, змеевик, марьин корень и ешшо разное чего из лесного разнотравья, все это сушеное, толченое лечебное свойство освящено и ошоптано баушкой Секлетиньей -- лекарем и колдуном, по всему Амылу известным. Хотя тайга наша богата умным людом, но против баушки... -- Коля Рындин значительно взнял палец к потолку. -- Она те не то что понос, она хоть грыжу, хоть изжогу, хоть рожу -- все-все вплоть до туберкулеза заговорит. И ишшо брюхо терет. -- Брюхо-то зачем? Кому? -- веселея, уже дружелюбно спросил Колю Рындина старший сержант Яшкин. -- Кому-кому! Не мне жа! Жэншынам, конешно, что-бы ребеночка извести, коли не нужон. Народ сдержанно хохотнул, раздвинулся, уступая Коле Рындину место подле главного командира -- Яшкина. Петьку Мусикова и еще каких-то дохлых парней почти силком напоили горячим настоем. Петьке сухарей кто-то дал, он ими по-собачьи громко хрустел. Тем временем картежники подняли драку. Яшкин, взяв Зеленцова и еще одного парня покрепче, ходил усмирять бунтовщиков. -- Если не уйметесь, на мороз выгоню! -- фальцетом звучал Яшкин. -- Дрова пилить! -- Я б твою маму, генерал... -- Маму евоную не трожь, она у него целка. -- Х-хэ! Семерых родила и все целкой была!.. -- Одного она родила, но зато фартового, гы-гы!.. -- Сказал, выгоню! -- Хто это выгонит? Хто? Уж не ты ли, глиста в обмороке? -- Молчать! -- Стирки не трожь, генерал! Пасть порву! -- У пасти хозяин есть. -- Сти-ырки не рви, пас-скуда! Из-под навеса нар на Яшкина метнулся до пояса раздетый, весь в наколках блатной и тут же, взлаяв, осел на замусоренный лапник. |
