Изменить размер шрифта - +

     Лешка отбежал  так  далеко, что  в сосняке появился подлесок и под  ним
тонкий слой снега, мало  тронутый и топтанный. За плотно сдвинувшимися вдали
сосняками  чудилась  река. "Уж не Обь ли?"  -- подумал он  с тоской и  начал
набирать в горсти снегу, соображая: высаживались на станции Бердск, вроде бы
это недалеко от Новосибирска, на Оби же... "Ах ты,  родимая же  ты моя!"  --
вздрогнул  губами  Лешка  и начал  скорее тереть лицо снегом,  не давая себе
расчувствоваться и все же думая, какая она здесь, Обь-то. Широкая ли? Там, в
низовьях,  в  его родных Шурышкарах,  она, милая,  летами как разольется  --
другого  берега  не видать, в море превращается, до самого Урала  доходит  с
одной стороны, в надгорья упирается, если бы не хребет, дальше бы разлилась,
как разливается бескрайно  у правого берега по тундре, открывая устье  вширь
до такой большой воды, что и не знаешь, где Обская губа соединяется с морем,
а море с нею.
     Вспоминая родную северную местность,  Лешка наскреб из-под снега горсть
брусники и, услышав,  что  у землянок кличут людей, высыпав мерзлую  ягоду в
рот,  поспешил к карантину. Там уже сбивалось что-то наподобие строя, только
никак не могли выжить  из подвала старообрядцев  да каких-то еще больных или
придуривающихся людей.
     Подле  каждой  карантинной  землянки  колотилась,  дрожала на  утреннем
холоду, присматриваясь и прислушиваясь к окружающей действительности, стайка
плохо одетых,  уже грязных  парней с закопченными ликами.  Они приплясывали,
махали руками, кляли тех, кто  прятался в казарме. Возникшие  возле подвалов
командиры в сером, сами тоже  серые, сплошь костлявые, как щенят за  шкирку,
выбрасывали из землянок новобранцев.
     Старообрядцы,  пока  не зашили мешки,  из казармы  не  вышли. Начальник
карантина, старший лейтенант в мятой,  воробьиного цвета шинели с блестящими
пуговицами,  дождался,  пока  вызволят  всех  служивых  из  помещений,  сбил
старообрядцев в  отдельную  небольшую стайку и, обходя  угрюмо  насупившийся
пестрый строй карантина, уделил правофланговым особое внимание:
     -- Пока  не  сожрете харчи, сидора оставлять на  нарах... (Старообрядцы
уважительно  глядели  на светлые пуговицы и ремни командира.  Что  на  брюхе
ремень -- они понимали, у них у самих опояски на брюхе, но вот еще зачем два
ремня  через  плечи? Ежели б  штаны держали, тогда понятно.) Н-на нарах!  --
повторил старший  лейтенант, -- назначайте своего дежурного, чтоб вас совсем
не обшмонали. Остальным завтракать. Не все  так богато запаслись провиантом?
Не все?
     Получив подтверждение, командир приказал вести людей в столовую, сказав
на прощание: днями новичков распределят по казармам, там  всякая  вольница и
разброд кончатся, наступят напряженные  дни  службы. Пока  же всем бородатым
бороды  сбрить, всем волосатым  волосы  состричь,  всем,  у  кого расстроены
животы,  кто  простудился   в  пути,   отправляться  в  санчасть,  остальным
заготавливать  дрова,  потому  как приближаются настоящие сибирские  морозы,
после завтрака не бродить по расположению полка, в землянке будет политчас и
личные  знакомства  с  представителями   строевых   подразделе-  ний  --   с
командирами рот и батальонов.
Быстрый переход