Изменить размер шрифта - +

     Яшкин пытался  выдворить народ на улицу на умывание, несколько человек,
среди  них и  Лешка Шестаков,  вышли и нигде  никаких умывальников или  хоть
какой-нибудь воды не нашли. В прореженном, стройном, или как его еще любовно
называют -- мачтовом, сосняке  сплошь дымило. Из земли, точнее из  бугров  и
бугорков, меж сосен горбящихся, чуть припорошенных снегом, игрушечно торчали
железные  трубы.  Под  деревьями  рядами  стояли  пять  подвалов   со  всюду
распахнутыми воротами-дверями, толсто белел куржак над входами -- это и  был
карантин двадцать  первого стрелкового полка, его преддверие, его привратье.
Мелкие,  одноместные   и  четырехместные,  землянки   принадлежали  строевым
офицерам, работникам хозслужб  и  просто  придуркам в чинах,  без которых ни
одно советское  предприятие, тем более  военное  подразделение,  никогда  не
обходилось и обойтись не может.
     Где-то далее  по лесу были или  должны быть  казармы,  Клуб, санслужбы,
столовая,  бани, пекарни, конюшни и  штаб полка, но карантин  от всего этого
отторжен на  порядочное расстояние, чтоб новобранцы  заразу  какую в полк не
занесли,  чтоб  в  карантине  прошли  проверку,  санобработку,  баню,  затем
оформлены и распределены были по ротам.  От бывалых людей, уже неделю, где и
две  ошивавшихся  в карантине, Лешка узнал, что в баню  их  поведут  ли, еще
неизвестно, но вот  в казармы, к  месту, скоро определят  --  полк  снарядил
маршевые роты на фронт, и  как только их отправят, очередной призыв, на этот
раз ребята  двадцать четвертого  года заполнят казармы,  начнется  настоящая
армейская  жизнь.  За три  месяца  молодняк  пройдет  боевую и  политическую
подготовку  и тоже  двинется  на  фронт  --  дела  там шли  не очень  важно,
перемалывались и перемалывались машиной войны полки, дивизии, армии, фронту,
как  карантинной  печке  дрова,  требовались  непрерывные пополнения,  чтобы
поддерживать хоть какой-то живой огонь.
     Пока же было приказано раздеться до пояса и мыться снегом. Но того, что
зовется  снегом,  белого,  рассыпчатого  или  нежно-пухового,  здесь,  возле
Бердска,  не  было. Все  вокруг  испятнано мочой,  всюду  чернели застарелые
коричневые и свежие  желтенькие кучи, песок превращен в грязно-серое месиво,
лишь  подальше от землянок, под  соснами, еще  белелось, и из белого  сквозь
пленку снега светилась красная брусника.
     Лешка  хотел было  сунуться  в  отхожее  место, огороженное  жердями  и
покрытое тоже жердями,  но вокруг этого  помещения и  в самом помещении, где
было  сколочено из жердей  седалище с  прорубленными  в жердях дырками,  так
загажено,  так  вонько  и  скользко, что  отнесло его далеко от  карантинных
казарм,   тем  более  что  возле   землянок,  помеченных  трубами,   люди  в
подштанниках, в сапогах  махали руками, ругались и отгоняли  народ подальше,
хватаясь за поленья и палки.
     Лешка отбежал  так  далеко, что  в сосняке появился подлесок и под  ним
тонкий слой снега, мало  тронутый и топтанный.
Быстрый переход