Яшкин пытался выдворить народ на улицу на умывание, несколько человек,
среди них и Лешка Шестаков, вышли и нигде никаких умывальников или хоть
какой-нибудь воды не нашли. В прореженном, стройном, или как его еще любовно
называют -- мачтовом, сосняке сплошь дымило. Из земли, точнее из бугров и
бугорков, меж сосен горбящихся, чуть припорошенных снегом, игрушечно торчали
железные трубы. Под деревьями рядами стояли пять подвалов со всюду
распахнутыми воротами-дверями, толсто белел куржак над входами -- это и был
карантин двадцать первого стрелкового полка, его преддверие, его привратье.
Мелкие, одноместные и четырехместные, землянки принадлежали строевым
офицерам, работникам хозслужб и просто придуркам в чинах, без которых ни
одно советское предприятие, тем более военное подразделение, никогда не
обходилось и обойтись не может.
Где-то далее по лесу были или должны быть казармы, Клуб, санслужбы,
столовая, бани, пекарни, конюшни и штаб полка, но карантин от всего этого
отторжен на порядочное расстояние, чтоб новобранцы заразу какую в полк не
занесли, чтоб в карантине прошли проверку, санобработку, баню, затем
оформлены и распределены были по ротам. От бывалых людей, уже неделю, где и
две ошивавшихся в карантине, Лешка узнал, что в баню их поведут ли, еще
неизвестно, но вот в казармы, к месту, скоро определят -- полк снарядил
маршевые роты на фронт, и как только их отправят, очередной призыв, на этот
раз ребята двадцать четвертого года заполнят казармы, начнется настоящая
армейская жизнь. За три месяца молодняк пройдет боевую и политическую
подготовку и тоже двинется на фронт -- дела там шли не очень важно,
перемалывались и перемалывались машиной войны полки, дивизии, армии, фронту,
как карантинной печке дрова, требовались непрерывные пополнения, чтобы
поддерживать хоть какой-то живой огонь.
Пока же было приказано раздеться до пояса и мыться снегом. Но того, что
зовется снегом, белого, рассыпчатого или нежно-пухового, здесь, возле
Бердска, не было. Все вокруг испятнано мочой, всюду чернели застарелые
коричневые и свежие желтенькие кучи, песок превращен в грязно-серое месиво,
лишь подальше от землянок, под соснами, еще белелось, и из белого сквозь
пленку снега светилась красная брусника.
Лешка хотел было сунуться в отхожее место, огороженное жердями и
покрытое тоже жердями, но вокруг этого помещения и в самом помещении, где
было сколочено из жердей седалище с прорубленными в жердях дырками, так
загажено, так вонько и скользко, что отнесло его далеко от карантинных
казарм, тем более что возле землянок, помеченных трубами, люди в
подштанниках, в сапогах махали руками, ругались и отгоняли народ подальше,
хватаясь за поленья и палки.
Лешка отбежал так далеко, что в сосняке появился подлесок и под ним
тонкий слой снега, мало тронутый и топтанный. |