— Я не настолько оторван от жизни, чтобы полагаться на активность этой конторы, — говорил он, когда мы возвращались из Ути. — Импульс мы, конечно, задали, но раскачать такую компанию не так-то просто. Что-то они, конечно, сделают, не в этом, так в следующем году. До мельницы дело вряд ли дойдет, но мостик появится и фонари. Какие-то заборы, может, даже беседка… С паршивой овцы хоть шерсти клок.

— Ну, дом твой, во всяком случае, перестроят…

Наблюдая за столь стремительным разворотом событий, я не сомневался, что переустройство Ути начнется с крайнего к реке дома. К этому, как я понимал, Сватов все и клонил. Признаюсь, столь откровенный цинизм вызывал во мне определенную неловкость и даже беспокойство за судьбу приятеля.

Но я ошибался.

— Я не из тех, кто привык на кого бы то ни было полагаться. Домом я буду заниматься сам… Не в прямом, разумеется, смысле…

— Зачем же ты все это затевал?

Сватов ничего не ответил.

В четверг утром он отправился за рабочими… на кафедру к Дубровину, удостоверившись предварительно, что доцента на службе нет. После ссоры встреча с ним ничего приятного не сулила. Тем более что сам Дубровин до этого простейшего выхода в поисках рабочей силы не додумался.

Сватов же основную и надежную силу любых новостроек от Бреста до Курил знал. И через тридцать, нет, через сорок минут переговоров уже отбывал в Уть с одним доцентом, одним старшим преподавателем (правда, без степени) соседней кафедры философии и двумя аспирантами. Время летних отпусков в вузе только начиналось, и сложность была лишь в том, чтобы подобрать еще не подрядившихся на шабашку в дальние края представителей преподавательско-аспирантского состава.

Условия, предложенные Сватовым, — по тридцатке в день на человека, плюс питание, плюс премиальные за аккорд, чтобы по круглой тысяче на месяц выходило, но только чтобы без вопросов («Вопросов вы мне не задаете. Вопросы я вам задаю»), — оказались настолько приемлемыми, а Сватов произвел впечатление человека настолько компетентного, что даже по домам решено было не заезжать (этот день шел в зачет), а инструменты и спецодежда здесь же на кафедре и нашлись: «Чай, не первый раз выбираемся».

Особое впечатление на строителей произвело категорическое нежелание Сватова подсчитать объемы работ и прикинуть их стоимость по расценкам.

— У вас есть руки, а у меня глаза, — сказал Сватов. — Кроме того, у нас с вами есть совесть. И общий интерес. Бухгалтерию разводить не будем.

В дороге Сватов и доцент (оба кандидаты наук) рассуждали о сложных виражах жизненной диалектики. О том, в частности, как обедняет культуру села постоянный отток из него лучших производительных сил и как восстанавливает жизнь справедливость, возвращая их труд селу, но на высшем по квалификации уровне, то есть на высшем витке диалектической спирали. Старший преподаватель и аспиранты на заднем сиденье мирно спали, не теряя попусту времени.

По прибытии на место, пока Сватов вел с одним из аспирантов — его звали Алик, он оказался в бригаде старшим — переговоры, растолковывая, что нужно строить, пока сговаривались с Анной Васильевной о том, какой и на каких условиях она будет готовить харч (на что согласилась она охотно, сразу наказав Сватову, какие продукты привезти), остальные, вооружившись лопатами, уже расчищали площадки под сарай и пристройки, уже размечали траншеи под фундаменты. Чем вызвали немалое удивление соседки. Опять же к удовольствию Константина Павловича, который рад был случаю доказать упрямой старухе, что только они (это о себе, на сей раз с новым соседом) и понимают правильно эту жизнь.

— Что нужно на завтра? — спросил Сватов, отказавшись от обеда и намереваясь немедленно отбывать.