Вид искореженных внутренностей вызвал всеобщее оживление. Оказалось, что раздатка действительно разбита вдребезги. Кроме нее погнулись тяги, полетел амортизатор, еще какие-то дефицитные узлы…
— Такой объем работы выполнить до обеда никак нельзя, — сказал начальник цеха начальнику производства. — Тем более по таким сложным позициям. На складе пусто.
Я посмотрел на Сватова. Похоже, что дело прогорело.
— Он от Пети, — тихо сказал начальник производства начальнику цеха. Тот глянул на Сватова внимательно. И, как мне показалось, даже вспыхнул. — Будем считать, что машину разбил я. Взял покататься и налетел на камень…
Это меняло дело.
Отсутствующие детали и узлы обнаружились сразу. Всего-то и было их, как объяснили Виктору Аркадьевичу, — по одной штуке: гарантийный, неприкосновенный лимит.
Приемщик советовал заменить заодно и крестовины. Пока они держатся, но надо бы заменить. Для надежности. Отцу родному он бы не посоветовал! Крестовины на черном рынке идут по четвертному за штуку… Диспетчер уже сбегала на склад. Сегодня центральный склад выходной, но кладовщица с утра забежала на несколько минут. Вот диспетчер к ней и понеслась, чтобы сразу все выписать…
Мастер уже проинструктировал двух рабочих. Он их пока снял с другой машины. Там все равно не хватало деталей…
Один из них уже что-то откручивал, а другой катил на тележке раздатку…
Все в сложнейшем производственном механизме вертелось, как хорошо подогнанные шестерни. Каждая была на своем месте и четко, безотказно выполняла свою функцию. Все катилось как по маслу, масло было чистым и прозрачным, как слеза.
Диспетчер даже посоветовала нам выписать счет и оплатить все заранее — в бухгалтерии обед начинается на полчаса раньше, из-за чего может выйти задержка. А ведь надо обязательно успеть… Вернулся из кассы Виктор Аркадьевич довольный, каким бывает только человек, дела которого идут хорошо. Все продвигалось как бы само. Даже предвиделось и предусматривалось, что свидетельствовало о высшем классе.
До двенадцати мы были совершенно свободны. Но уходить с автоцентра не имело смысла — он находился за городом. Мы поднялись на второй этаж управления и устроились в мягких креслах уютного холла.
Мне нужны были разъяснения. Для начала я хотел знать, кто такой Петя.
Я напомнил Сватову про наш с Дубровиным визит на тарно-ремонтное предприятие. Когда там все буксовало. А ведь и туда мы пришли хоть и по объявлению, но не с улицы. Не кто-нибудь звонил начальнику, а заместитель министра. Отчего же в результатах такая разница? Кто может быть выше заместителя министра? Может быть, Петя — министр? Но почему тогда для всех он Петя…
— При чем тут это? — остановил меня Сватов. Он уже готов был объяснять. — С этим я давно завязал. Но начнем по порядку…
Настроен он был философски. Сегодня для него — особенный день: как бы подведение итогов. Перед началом нового этапа, как он представлял себе приобретение недвижимости.
— Убедился ли ты, — начал он, — в том, что система работает? Да, в ней много промежуточных звеньев, тут с Дубровиным нельзя не согласиться. Даже, пожалуй, слишком много… Но обойти их — нельзя. Здесь наш доцент глубоко ошибается. Глубоко и безнадежно.
Система отношений, по мнению Дубровина, должна была работать приблизительно так.
Во главе угла стоит потребитель. Он платит и заказывает музыку. Платит не за абстрактную деятельность, а за результат, за то, что он получит в обмен на плату. Платит работнику, который ремонтирует ему автомобиль, чистит костюм или чинит ботинки. Этот работник является и производителем и потребителем одновременно. |