— А как это у вас обычно делается? — спросил Дубровин.

— Обычно?..

Обычно делалось иначе. Дубровин должен был пройти диагностику, потом приемщик должен был принять автомобиль и передать его мастеру. Мастер должен был выделить рабочего, который бы снял неисправный стартер и поставил бы на его место новый, полученный на складе.

— Но стартеров на складе нет, — сказал Дубровин.

— Вот именно что, — согласно кивнул приемщик.

— И починить старый стартер вы не можете, потому что нет запчастей?

— Ага, не можем, — сообразительность доцента приемщику импонировала.

— Значит?

— Значит, вас сюда не надо было допускать. Но вас допустили. На диагностику? Тогда после диагностики вы должны вытолкать машину за ворота. Там любой самосвал за трояк отбуксует вас до стоянки. А потом звоните диспетчеру, есть ли в наличии стартеры.

— И узнавайте, что стартеров в наличии нет, — подхватил Дубровин.

Беседа пошла по второму кругу. Приемщику это надоело, и он подписал пропуск на выезд:

— Кто вас вообще сюда допустил?

За обеденный перерыв стартер с машины Дубровина был снят и отремонтирован все тем же вчерашним слесарем, который взялся еще и дозаправить аккумулятор электролитом и заменить перегоревшую лампочку указателя поворота.

Все было проделано в четыре раза быстрее, чем вчера с заменой генератора. И стоило ровно вчетверо дешевле.

— Совпадение, разумеется, случайное, — подвел итог Дубровин. — Время ремонта и цена услуг ни в какой зависимости не состоят. Ибо в первом случае это время волокиты. К затратам труда оно отношения не имеет. Фокус в том, чтобы волокиты избежать…

Здесь Дубровин помедлил и потянулся было за свирелькой. Свой пассаж он намеревался соответствующим образом музыкально оформить.

— Это можно сделать, только… обойдя промежуточного человека, — провозгласил наконец он свой вывод.

— И это все? — спросил Сватов, не скрывая разочарования.

У Геннадия было все. По этому вопросу он закончил. До конца отпуска машина, слава богу, не ломалась.

— Я не о том, — сказал Сватов. — Я о выводах.

С выводами Геннадий тоже закончил.

А Сватов с выводами еще только начинал. Он всегда начинал там, где Дубровин обычно заканчивал.

— Неправильно ты живешь, — начал Сватов. — Неправильно, серо и скучно. И умения твои по-жульнически мелки, и выводы скучны и примитивны. И прокурор с ба-а-альшим сачком по тебе скучает. Потому что все ты по-жульнически мелко крадешь. И детали для ремонта машины или кожу для набоек, и рабочее время слесаря или сапожника. А философия твоя как у мошки. В биологии это называется — «контактные насекомые». У них нет сознания и даже примитивной способности накапливать рефлексы. Летят, пока не натолкнутся на препятствие. Натолкнувшись — его обходят… Сегодня ты обошел приемщицу в сапожной мастерской. Завтра — начальника производства и диспетчера в автоцентре. Послезавтра? Послезавтра ты будешь чинить и ботинки, и машину сам. Точно так же, как сам делал под свой дом фундамент. Потому что в своих выводах ты сапожник. Спасаясь от промежуточного человека и стремясь его обойти, ты, конечно, приближаешься к совершенству. Когда приблизишься вплотную — все будешь делать сам, всех обходя, в том числе и исполнителей. Или будешь довольствоваться тем, что имеешь. И вместо машины ездить на развалюхе, а вместо дачи иметь лачугу…

Дубровин предпочитал довольствоваться.

Смысл существования у него сводился (о чем он не однажды заявлял) к тому, чтобы понять жизнь.