– Прости меня, Оля, опять я… – повернулся к маме, которая расстроенная стояла у печи, перебирала посуду, и ей сказал. – …Прости меня, мама…

– Да ничего–ничего… – вздохнула она. – Тебе ж тяжело…

Алеша сморщился, заскрежетал зубами, но всё же сдержал рвущийся крик. После этого сложил платочек, во внутренний карман убрал, к самому сердцу приложил – и теплом благодатным согрелся, словно бы Оля своей ладошкой дотронулась. Пытаясь предотвратить следующие вопросы матери, которая конечно же заметила Алёшину боль, он спросил:

– Как сегодня на улице?

– Солнечно и сугробы пышные лежат! Но дедушка на улицу вышел на небо посмотрел и сказал, что к вечеру буря начнется…

Алёша не обратил внимание на слова про бурю – чувствовал он в себе силы преодолеть любое испытание (но скорее конечно и не представляя этих испытаний); вот он приложил к ледяному узору на окне ладонь и подержал так некоторое время, не чувствуя холода. Потом отнял руку и увидел, что ледяной узор остался прежним, разве что совсем немного подтаял – так холодна была его рука. Стараясь не высказывать своего волнения, задал следующий вопрос:

– А высоко ли солнце?

– Да, высоко. Все уж давным–давно проснулись, только ты один так долго спишь! Если б я тебя не разбудила ты б наверное, спал до вечера!

– Странно. – задумался Алеша, – наверное, там время идет совсем иначе, нежели здесь…

– Ты о чем это?

– Да, что же я… Мне же идти надо! – воскликнул Алеша

– Куда идти? Ты же болен! Тебе лекарство принимать надо, в бане париться, да ты еще и не позавтракал!

– Мне старец Сергий сказал, чтоб я побольше двигался.

Алеша повернулся к столу, залпом выпил парное молоко, закусил хлебом, съел несколько ложек меда и спешно стал одеваться.

– До снежной бури вернусь домой! – и сам подивился своей смелости и убедительному тону. – Я и Жара с собой возьму!

Говоря это, Алеша уже полностью оделся, а оделся он так, что в избе ему тут же стало жарко.

Он уж было бросился к сеням, но вспомнил о оставленном в кладовке мешке с едой и вернулся за ним – мешок оказался весьма тяжелым – Алеша взвалил его через плечо и тут вспомнил об охотничьем ноже, который собирался взять у отца. Он остановился на миг, задумался и решил, что можно обойтись и без ножа.

Спустя мгновенье он, никем не замеченный, выскочил из дома навстречу яркому солнечному сиянию, которое заливало высокое морозное небо и блистало на пышном белом ковре покрывавшем землю.

Алеша бросился бежать к калитке, на бегу крича:

– Жар! Жар, за мной!

Раздался радостный лай и большой огненный шар с выделяющимся черным мокрым носом и блестящими глазами выскочил из конуры и догнал Алешу.

Юноша распахнул калитку и остановился там повернувшись к дому, глядя на белый столбик дыма, который поднимался из трубы, на ветвистые яблони, что росли у окон, на крыльцо на которое он так часто взбегал или же выбегал…

– Прощай! – проговорил Алеша и на глаза его выступили слезы. – Когда я увижу теперь тебя вновь, дом родной?

Алеша поправил перевешенный через плечо мешок, и поспешил по деревенской улице, туда, где за последними домами стояла белая, как снег, березовая роща от которой деревня и получила свое название – Березовка.

В те минуты, печаль расставания с родимым домом оставила Алешу – и что право! – светило солнышко, синело небо, морозный, свежий воздух приятно щекотал лицо и полнил легкие прохладой. Все вокруг было чисто и светло; белый снег скрипел под валенками, где–то чирикали воробьи.