— Ну Ри-и-ин…

Гром рухнул на землю, как свод парадной гномьей пещеры. Из тучи ответным плевком вылетела молния и, как щука на живца, клюнула на единственные движущиеся по склону фигурки.

Я даже не успела испугаться — только ощутить жуткую досаду.

Год назад, во время защиты аспирантской работы я, пифия третьей степени, впала в неконтролируемый транс и предсказала собственную смерть от удара мечом, которая наступит в день моего двадцатипятилетия.

Достоверность пророчества подтвердила комиссия из шести лучших старминских оракулов и прорицательниц.

И ошиблась.

Я умерла на четыре дня раньше. Причем совсем не так.

Пахло цветами. Алыми шаккарскими лилиями, цветущими всего неделю — зато как! Достаточно пронести букет по коридору, чтобы нежный горьковатый запах заполонил его до вечера. А поскольку от Шаккары до Белории три дня морского пути, а потом несколько телепортаций до Стармина (обозом довезти не успеют!), свежая лилия стоит как целый розарий. Даже богачи покупают их только в торжественных случаях: на свадьбу, юбилей, рождение первенца… или на похороны.

Лежала я на чем-то ровном и жестком, как будто досках. Ощущение сдавливающего грудь корсета исчезло, простуда тоже чудесным образом прошла. Зато босые пятки замерзли зверски.

«Гроб! Я в гробу!..» Я в панике рванулась так, что, наверное, пробила бы головой крышку — если бы та была. И только потом догадалась открыть глаза. Оказывается, я просто-напросто лежала на полу у двери, протянув к ней правую руку — как будто из последних сил пыталась доползти до порога.

Следующая мысль была еще более дикой: мое хладное тело оставили на ночь в часовне, а туда пробрались воры и украли дорогую домовину, презрительно вытряхнув покойницу на пол.

Хотя какая ж это часовня? Обычная комната, с кроватью и коврами, чем-то там обставленная. Женская, поняла я, заметив будуар с кучей фигурных бутыльков. Сквозь неплотно сомкнутые портьеры пробивался солнечный лучик.

Тело вполне слушалось, сердце тоже билось — и очень бурно. Значит, я не упырь. И не призрак, у тех зубы от холода не клацают. Я зябко потопталась на месте. Что же со мной произошло? Где я? И где все?!

Ни шагов, ни шелеста платья я не слышала, но когда резко обернулась, затылком почуяв неладное, передо мной стояла смутно знакомая тетка, облаченная в ночную рубашку с многочисленными кружевами и рюшами. На голове у женщины «красовались» огромные бигуди, лицо было неприятное, отечное и вдобавок такое кислое, словно не просто уксусу хлебнула, а питалась им последние несколько лет. Вокруг глаз синяками темнела размазавшаяся тушь, на верхней губе мухой сидела бородавка.

— Ззздраааствуйте… — пролепетала я, пятясь от огромной рамы.

Тетка шевельнула губами и вяло помахала в ответ.

Благородной даме надлежало упасть в обморок, но у меня никогда не получалось сделать это достаточно правдоподобно, поэтому я решила не позориться.

И незамысловато заорала.

Еще пара секунд — и хриплый теткин фальцет разнес бы зеркало вдребезги, но избыток звука благополучно ушел в распахнувшуюся дверь.

— Госпожа изволила проснуться? — почтительно осведомился стоящий на пороге мальчишка, сгибаясь в таком низком поклоне, что остановил его только пол.

«Слуга», — поняла я, и это неожиданно вернуло мне самообладание. Закатывать истерику перед прислугой?! Ни одна Рудничная до такого не опустится.

— Изволила, — кашлянув, подтвердила я. — А…

— Сию минуту, госпожа! — Мальчишка метнулся за дверь, и там кто-то торопливо сунул ему в руки тазик с водой и полотенце.

— Ты… это… — Я беспомощно огляделась.