— Можно смотрителя подкупить, — предложил одноглазый, начиная потихоньку проникаться идеей.

— Он мне не нравится, — покачал головой Керрен. — Двуличный мужичонка, как бы Висельту не донес либо из первого попавшегося гроба волос не надрал. Придется самому.

— И как ты собираешься туда проникнуть?

Керрен скептически поглядел на щетинящийся стилетами портрет и, не удержавшись, внес свою лепту. Пульсар попал в край рамы, задымившееся полотно начало быстро обугливаться и распадаться черными клочьями.

— Мазила, — добродушно фыркнул Тьен. — Я вон безо всякой магии точно в цель кладу.

— Тебе целиться легче — прищуриваться не надо, — вернул шпильку друг. — Схожу-ка я, пожалуй, к дайну.

— На исповедь? — изумился одноглазый.

— Для обмена опытом, — загадочно оскалился Керрен. — Ну и еще кое-чем.

Королевская усыпальница находилась в замковом парке — самом дальнем углу, дабы живые и мертвые не тревожили покой друг друга. Место это особой любовью не пользовалось: покойники все-таки, боязно. Хоть и освящено честь по чести, дайн из главного городского храма еженедельно приходит, молится за усопших. Изредка в усыпальницу пытались забраться воры, однако двоих стражников вполне хватало, чтобы поймать или спугнуть нечестивцев. Магическая защита здесь тоже имелась, примерно третьего уровня: дилетанты с амулетами отсеются еще при входе, начинающие маги потеряют дар за порогом, середнячки увязнут в ловушках. Магистр первой или высшей степени прорвется, но очень шумно — скорее развалит усыпальницу, чем ограбит, и уж точно привлечет внимание не только здешней стражи, но и замковой. Однажды, впрочем, такая попытка увенчалась успехом: нахальный некромант, дождавшись полнолуния, на пике сил взломал защиту, отвлек стражу заскребшимися в гробах мертвецами, содрал со стены пудовый герб династии (золотой с изумрудами и рубинами) и был таков. Наглеца так и не нашли, а герб на всякий случай заменили на лепной раскрашенный.

Но сейчас была середина серого зимнего дня, и стражники отчаянно скучали на посту. Подтянулись они только при виде идущего к усыпальнице дайна.

— А что, сегодня уже суббота? — шепотом поинтересовался левый страж у правого. Тот подумал и утвердительно кивнул:

— Угу. Утром теща приехала. Пирожков привезла.

— Вкусные?

— С рыбой, — скривился правый. — Вечно она с рыбой печет. Видеть их уже не могу.

— Так попросил бы с чем другим.

— Сто раз уже просил. Потому и напекла.

— Ну, тогда скажи, что наконец распробовал и проникся. Пусть еще тащит, да побольше. Если что, я съем.

— Хм, — всерьез задумался напарник. — А ничего мысля!

— Да пребудет с вами милость богов, — поздоровался священнослужитель, останавливаясь на границе снега и проталины перед входом.

— Эй, — удивился счастливый обладатель пирожковой тещи, — ты не дайн Авмин!

— Нет, сын мой, — смиренно подтвердил гость, откидывая капюшон теплой зимней рясы. Незнакомец был молод, но породисто бородат и толстопуз. В руках он сжимал потрепанный, хорошо знакомый стражникам молитвенник, украшенный четырьмя изумрудами по углам. — Он заболел и попросил меня справить службу по покойному государю.

— Надеюсь, ничего серьезного? — искренне огорчился стражник.

Старого священнослужителя в народе любили, он умел найти слова утешения и ободрения для кого угодно, от разорившегося купца до убитой горем вдовы.