Некоторое время приор молча размышлял.

– Если ты говоришь правду – а как бы удивительна она ни была, у меня нет причины сомневаться в твоих словах, – значит, брат Модесто втайне от всех нас состоял в секретном обществе. Когда ты благодаря крестьянам оказался здесь, он узнал тебя и решил убить, испугавшись, что ты придешь в себя и узнаешь его. Он покинул дормитории среди ночи и отправился в лазарет. Чтобы его не застали во время преступления, запер дверь изнутри. Затем попытался тебя задушить. Должно быть, его нападение возымело неожиданный эффект, и сознание вернулось к тебе. Ты его узнал и, движимый жаждой мести, убил. На самом деле между вами, по‑видимому, завязалась борьба, ведь тебя нашли лежащим на полу, а твоя рана открылась. Теперь все ясно. Убийца не сбежал, он был одним из тех двух, кого мы обнаружили в комнате.

Джованни молчал.

Приор закрыл лицо руками, затем вновь поднял глаза на гостя.

– А что случилось с братом Ансельмо, которого отравили несколькими днями позже? Ты его тоже убил?

Джованни искренне удивился.

– Что, когда я был без сознания, здесь произошло еще одно убийство? Я о нем не помню!

– Да, одного из братьев нашли отравленным. Но, похоже, он выпил яд, который предназначался тебе.

– Значит, в монастыре есть еще человек, который желает мне смерти…

– Наверное, тоже член секретного братства. Все это очень странно. – Дон Сальваторе немного подумал, затем спросил: – Помнишь ли ты икону, которую написал?

– Я написал здесь икону? – поразился юноша.

– Воистину умилительный образ! Пресвятую Деву с закрытыми глазами.

Джованни содрогнулся.

– Именно благодаря иконе мы выяснили, что ты бывал на горе Афон. Нам помог мой друг‑торговец, который туда ездил.

– Вы узнали об этом?

– Да, нам даже известно твое монашеское имя – брат Иоаннис. Но настоятель монастыря, в котором ты оставался дольше всего…

– Симона‑Петра?

– Да. Настоятель отказался сообщить о твоей судьбе и даже притворился, что не знает тебя, но один из монахов, родом из Италии, вспомнил твои необычные иконы и то, что ты родился в Калабрии… как моя бабушка!

– И вы занимались поисками ради меня?

– Надеялся, что это поможет вернуть тебе память… так оно и случилось, ты пришел в себя, услышав, как я напеваю калабрийскую колыбельную! Стена в твоем сознании между настоящим и прошлым рухнула.

Джованни внимательно посмотрел на приора. Если бы не сострадание этого человека, что бы с ним стало? Он сжал руку монаха:

– Благодарю, от всего сердца благодарю вас за заботу. Я больше не верю в Бога, но если, несмотря ни на что, Он все‑таки существует, пусть Он сторицей воздаст вам за все, что вы для меня сделали.

– Так ты на самом деле утратил веру? – спросил приор, больше взволнованный признанием юноши, чем словами благодарности.

Джованни кивнул.

– Как я уже говорил, моя вера умерла в пещере, когда я понял, что Господь оставил отшельника, который посвятил ему всю свою жизнь. А то, что я испытал после – известие, что мои друзья погибли мучительной смертью, жестокость религиозных фанатиков, которые убивают во имя чистоты веры, – все это укрепило мое убеждение.

Дону Сальваторе хотелось продолжить дискуссию, но он вспомнил о распоряжении настоятеля перевезти Джованни в приют Святого Дамиана на рассвете.

– Я должен срочно увидеться с аббатом.