Которые, разумеется, все тут же продула, как только начала ставить «рационально». Больше я в казино ни разу в жизни не ходила). 24 января оказалось пятницей. Кто не знает, сейчас быстро поймет, в чем прикол. Представьте, я прилетела из холодной заснеженной Москвы в свой любимый солнечный, теплый город. Взяла в аэропорту БенГурион такси, доехала до Биалика, села в своем любимом кафе, где делают свежевыжатые соки, и заказала сок из афарсемона. Простите, из хурмы. Ну просто почувствуйте вкус: из минус 15 вдруг оказаться в температуре плюс 24, и из каторжной работы над книгой в чудо, где эта гора уже сверзлась в море. В общем, я вдруг очутилась в персональном земном раю. Я разнежилась на солнышке, как ящерица, и забыла обо всем на свете. Минут через десять за мной зашел друг, взял мой чемодан, и я ушла, счастливо улыбаясь на прощанье владельцу кафе — профессиональному привратнику моего персонального парадиза. Надо сказать, что кафе это на Биалике (или на «улице им. Бялика» — по просьбе моих московских друзей) принадлежало двум симпатичным, душевным братьям (не русским евреям, а коренным израильтянам), не близнецам, но очень похожим друг на друга молодым парням со смуглыми гладкими головами: один — совсем лысый, а другой — совсем бритый. Причем я все время путала, кто из них какой. До этого моего приезда братья уже поили меня там соком раз сто, когда я каждые дватри месяца прилетала греться в ТельАвив как домой. И каждый раз, когда я к ним заходила, мы перебрасывались парой слов — в общем, они давно уже относились ко мне как к постоянному клиенту, выпивавшему, как минимум, литр сока из хурмы и еще литра два уносившему с собой. Ну, иногда еще и пару гулливерских доз банановоклубничного фреша в придачу. Едва добравшись до постели, я упала без сил и уснула. Но через час меня разбудила труба Иерихона. Которая оповестила о начале шабата. А заодно и о конце света для меня. Потому что я вдруг обнаружила, что у меня больше нет моего лэптопа. Очевидно, он исчез в кафе, решила я. И побежала на Биалик в надежде, что, может быть, успею застать хозяина кафе… Но в шабат, начиная со второй половины дня пятницы, в ТельАвиве закрыты абсолютно все магазины и кафе. Двери моего персонального «рая» были тоже уже заперты. Взглянув сквозь стеклянные двери на кафе, я моментально вспомнила, что последний раз видела лэптоп, когда повесила там свою компьютерную сумку на спинку стула. Теперь на стуле ничего не висело. Это была катастрофа. Лэптопа — новенького крошечного Fujitsu с красноречивым названием LifeBook, который за предыдущие три недели стал для меня самым близким другом, было конечно, жалко. Но самым страшным было не это. Окончательный вариант книги существовал ТОЛЬКО в лэптопе. А диски с копиями текста, которые я намеревалась передать издателю, я положила — угадайте куда? — правильно! — в кармашки той же самой сумки с лэптопом. Идиотка. (Вот сейчас я написала это слово, а мой любимый лэптоп выдал мне ремарку: «Слово принадлежит к экспрессивной ненормативной лексике. Если не означает медицинского термина».) И — убейте меня, если бы я смогла написать всю книгу еще раз заново! Я была на сто процентов уверена, что если лэптоп нашли бритолысоголовые братья, то они, конечно же, мне его вернут. Но вот если его унес кто то из посетителей, ситуация становилась безнадежной. Можно, конечно, было обратиться в бюро находок и в полицию — но кто же, найдя случайно под ногами пару тысяч баксов, добровольно от них откажется? Если он УЖЕ не вернул сумку хозяину кафе, значит, он ее УКРАЛ. Самым кошмарным вариантом, который пришел мне в голову, было то, что вор, унесший лэптоп со спинки моего стула из кафе, вполне мог оказаться русским. Которых в Израиле за каждым кустом. Файлы с текстом у меня там не закодированы. И значит, вор уже сейчас открыл лэптоп и читает заголовки: «Как меня вербовал Путин»… «Как Путин кормил меня суши»… — и рука его уже тянется набрать номер (в зависимости от уровня интеллекта и предприимчивости) или в русское посольство, или в любое мировое информационное агентство. |