|
А мне остается только удивляться ее сюжетам и записывать. А потом перечитывать и не верить, что все это действительно произошло со мной, а не с героиней эксцентричного детектива. Итак, 21 января 2003 года я закончила свою книгу «Байки кремлевского Диггера». Я написала ее ровно за три недели. Встретила с родителями Новый год и начиная с 1 января заперлась у себя в квартире, выключив все телефоны. До пророка Ездры, написавшего 200 книг за 40 дней, мне, конечно, далеко. Однако, ветхая писательская техника под условным названием «Не ищите меня 40 дней в пустыне» оказалась до сих пор эффективной. 382 страницы за 21 день — разделите и поймете, что у меня не было времени даже поесть. Я вставала с рассветом, молилась, выжимала себе пару литров свежего апельсинового сока и — снова ложилась. Потому что пишу я, точно как один мой покойный приятель француз, только лежа в постели. Чтобы не тратить сил на поддержание осанки и прочие физиологические глупости. Когда я вышла на свет Божий из своего добровольного заточения, как утверждает моя подруга Маша Слоним, я была похожа на узника Дахау. Но — на уже освобожденного узника. Со ввалившимися щеками и абсолютно счастливыми глазами, светившимися уверенностью в безграничности собственных возможностей. А вот в возможностях книгоиздателей своей родной страны я была уверена гораздо меньше. Я заранее отдавала себе отчет в том, что написанное мною, скорее всего, не сможет быть опубликовано в России. Мой приятель, российский книжный критик, проведя по моей просьбе конспиративное «маркетинговое исследование» книжного рынка обеих российских столиц — Москвы и Санкт Петербурга, выяснил, что ни один из издателей не возьмется опубликовать критическую книжку о Путине. И это при том, что он даже не называл моего имени и не показывал им текст (я считала принципиально важным до конца сохранять полную секретность, чтобы никто из издателей не «настучал» в Кремль), а лишь вкратце сообщал тему, но даже и это их пугало. В запасе оставался еще один хитрый вариант: издать книгу на русском языке — но не в России, а за рубежом. И ввезти ее потом в Москву ящиками. Этот путь был сопряжен с огромными трудностями, потому что в ту секунду, когда Кремль узнал бы о содержании книги, мог быть отдан приказ задержать весь груз на таможне под любым формальным предлогом. Но — если б вы только знали! — как хотелось увидеть свою книгу, изданной на родном языке! Ради этого я готова была горы свернуть. И даже полететь за три моря. С длительностью авиаперелета четыре часа. Я позвонила в Тель Авив олигарху эмигранту Владимиру Гусинскому, которого Путин, если помните, сразу же после прихода к власти первым посадил в тюрьму, а потом позволил бежать за границу в обмен на отказ от акций экс оппозиционного телеканала НТВ. Гусинский был создателем первого негосударственного телеканала в России, и я была уверена, что моя книга — о том, как закончилась свобода СМИ в России — заинтересует его. И хотя Гусинский тоже был изображен в моей книге далеко не ангелом, однако я надеялась, что, с учетом цензуры в России, он согласится издать эту книгу в своем израильском издательстве «Маарив». — Лена, мне безумно интересна ваша книга! Но в «Маариве» я ее издавать не буду. Потом объясню почему, — загадочно ответил Гусинский по телефону. Приезжайте. Я взяла билет в Тель Авив на 24 января. Просто потому, что 24 — мое любимое число. И родилась я 24 мая. (Кстати, лет пять назад, когда мой школьный приятель затащил меня в казино, я сразу поставила все фишки на цифру «24» и выиграла 300 долларов. Которые, разумеется, все тут же продула, как только начала ставить «рационально». Больше я в казино ни разу в жизни не ходила). 24 января оказалось пятницей. Кто не знает, сейчас быстро поймет, в чем прикол. |
