Только не слушала она, переживала очень.
Вера Степановна немного помолчала, а потом продолжила:
— А через месяц позвонила мне: не возвратил внук фотографию. Попросила вместе с нею к нему домой проехать, благо паспорт он ей свой показал при посещении, чтобы не думала, что он самозванец. Одна она стеснялась ехать, и я — калека вынуждена была с ней тащиться. Приехали, встретил нас радушно. Живет-то один: сын получил квартиру в другом конце Москвы. Извинился, сказал, что был в срочной командировке и поэтому не успел вернуть фото вовремя. Угостил нас чаем. Интересный оказался человек, историк. Да и Нина у нас — эрудит. Посидели, поговорили. Когда уже ехали обратно домой, Нина мне о нем сказала: высокообразованный человек — редкость для этого поколения. А Нина была скупа на похвалу. Вообще редкая была женщина по доброте и уму. А теперь её нет и я одна на этом свете осталась. — И Вера Степановна горько заплакала.
А Смелков, подождав, когда старушка успокоится, естественным тоном задал вопрос:
— А, может быть, этот Платонов что-нибудь знает? Вы нам не подскажете его адрес?
Вера Степановна кивнула:
— Будьте любезны, молодой человек, подойдите к буфету. Там под подносом лежат всякие бумажки, нужные и ненужные. На обрывке листочка я на всякий случай записала адрес этого человека. Если, думаю, Нина преставится, то оповещу его. Все не одна я провожу её в последний путь, да все никак не собралась поехать: сил не осталось, а телефона у него нет.
Смелков, быстро перелистав пачку бумажек, нашел нужный адрес, переписал его и они с Труновым, попрощавшись, вышли.
— Вот что, Смелков. Ты не обижайся, но проверку этого человека я поручу нашим оперативным сотрудникам. У них все же и возможностей побольше, да и предоставленных законом прав. А тебя я буду держать в курсе дела. Чую, мы напали на верный след. В случае успеха с меня бутылка коньяка.
Смелков возражать не стал, тем более что формально это уже было не его дело.
Трунов позвонил через неделю:
— Зайди, Константин. Обещанная бутылка коньяка уже у меня в сейфе, ждет тебя.
Смелков не стал заставлять себя уговаривать: хорошие новости всегда приятно узнавать.
Трунов его встретил радушно:
— Ну вот, браток, мы с тобою потрудились не зря. Наши сотрудники задержали Платонова прямо в аэропорту «Шереметьево». За рубеж он намеревался лететь в командировку. Бусы с собою вез. Все дело, как понимаешь, было в них. Серебро у убитой им Нины Ивановны взял только для отвода глаз. Да и фотоснимок деда, которого он и живым не видел, ему был не нужен. Под этим предлогом он охотился за бусами, которые по семейной легенде его дядя купил где-то в Азии на базаре. А они оказались из какого-то разграбленного могильника. Сами бусы сделаны из обычных отполированных морской водой камешков. Платонов на это и рассчитывал: таможня должна была пропустить их без проблем. Но все дело в том, что на каждом из этих камешков есть различимый лишь под увеличительным стеклом узор. Не то какая-то тайнопись, не то ритуальные знаки — специалисты нам ещё не дали заключения.
Платонов, зная, что бус с таким узором в музеях мира всего несколько, собравшись за границу, решил разбогатеть. Подвернулась заграничная командировка, и он не стал ждать другого случая, решившись на убийство. Серебряные изделия мы нашли у него дома. Их он не рискнул взять с собою. Письма, взятые у Нины Ивановны, сжег, боясь, что в них есть упоминание об истинной ценности бус. Ну вот и все. Считай, что твой Комов теперь оправдан полностью.
— Ему уже сообщили?
— Да, ещё вчера, когда арестовали Платонова. Рассказал ему и о твоем активном участии. Ну да ладно, давай займемся делом… — и Трунов, открыв сейф, достал бутылку коньяка.
В тот вечер каждый раз, когда звонил телефон, Смелков, беря трубку, ожидал, что это Комов, хочет сказать простое человеческое «спасибо». |