– Так вы ни к чему и не пришли? – спросила Энджи.

Пул обмакнул свинину в яблочный соус.

– По правде говоря, ни к чему.

Бруссард утер рот салфеткой.

– Нам не приходилось работать с делами, которые бы так долго оставались у всех на виду и при этом не закончились бы плохо.

– Думаете, Хелен не имеет отношения к делу? – спросил я.

– Сначала думали, имеет, – сказал Пул. – Была у меня гипотеза, что она продала ребенка или что наркодилер, которому она задолжала, похитил девочку.

– И что вас заставило отказаться от этой гипотезы?

Пул пожевал и подтолкнул локтем Бруссарда, прося ответить.

– Полиграф. Она прошла испытание. Кроме того, посмотрите на этого детектива, уплетающего свиные отбивные, посмотрите на меня. Нас нелегко обмануть, если мы работаем над кем‑то вместе. Хелен врет, но, не поймите меня неправильно, не по поводу исчезновения дочери. Она действительно не знает, что случилось.

– А как насчет места, где она находилась в ночь исчезновения Аманды?

Сэндвич застыл в воздухе на полпути ко рту Реми.

– А что?

– Вы верите тому, что она рассказала журналистам? – спросила Энджи.

– А что, есть основания не верить? – спросил Пул и запустил вилку в яблочный соус.

– Большой Дейв рассказал совсем другую историю.

Пул откинулся на спинку стула и стряхнул с рук крошки.

– И какую же?

– Так вы поверили тому, что рассказала Хелен, или не поверили? – спросила Энджи.

– Поверили, но не совсем, – сказал Бруссард. – Полиграф показал, что она была с Дотти, но, возможно, не в ее квартире. Проверяли несколько раз, результат один и тот же.

– А где она была? – спросил Пул.

– По словам Дейва, в «Филмо».

Они переглянулись и снова посмотрели на нас.

– Итак, – медленно произнес Бруссард, – она нам лапши навешала.

– Не хотела испортить себе пятнадцать секунд, – сказал Пул.

– Что за пятнадцать секунд? – не понял я.

– В лучах славы, – сказал Пул. – Раньше это время измеряли минутами, теперь секундами. – Он вздохнул. – Играет на телевидении роль безутешной матери в красивом голубом платье. Помните бразильянку в Олстоне, у которой мальчик пропал восемь месяцев назад?

– Так и не нашли, – кивнула Энджи.

– Верно. Штука в том, что та мать была темнокожая, одевалась плохо, цепенела перед камерами. Через некоторое время публике стало решительно наплевать на ее пропавшего сына, так мамаша всех достала.

– Но Хелен Маккриди, – сказал Бруссард, – белая. Ухоженная, хорошо смотрится на экране. Может, и не звезда первой величины, но женщина миловидная.

– Ничего подобного, – сказала Энджи.

– Живьем? – Бруссард покачал головой. – Живьем она миловидна, как лобковая вошь. Но на экране, в интервью на пятнадцать секунд… Ее охотно снимают, и публика ее любит. Она оставила ребенка одного почти на четыре часа, это вызывает определенное возмущение, но люди говорят: «Проявите же снисходительность, каждый может совершить ошибку».

– Ее, наверное, никогда в жизни так не любили, – сказал Пул. – Как только Аманда найдется или, скажем, произойдет еще что‑нибудь, что вытеснит это дело с первых полос газет, Хелен снова станет прежней, такой, какой была. Но сейчас, говорю вам, она упивается своими пятнадцатью секундами славы.