— Какую именно?

— Альбом Гогена. Я проходил мимо и решил справиться. Вы обещали известить меня открыткой, но я ее пока не получал. А прошло уже две недели.

— Нет, не вернули еще, — сказал я. Мистер Скапелло, остановившись на середине лестницы, обернулся и посмотрел вниз, словно забыл мне сказать о чем-то. — Послушайте, — сказал я старику, — ее вернут со дня на день.

Произнес я эту фразу с решительностью, которая граничила с грубостью, и не на шутку перепугался, сообразив, что сейчас произойдет: старик начнет возмущаться, мистер Скапелло спустится вниз, потом поднимется в третью секцию, обнаружит книгу, устроит мне нагоняй, начнет рассыпаться в извинениях перед стариком и продвинет на место мисс Уинни не меня, а Джона Макки.

Я поспешно повернулся к старику:

— Оставьте, пожалуйста, ваш телефон, и я постараюсь связаться с вами сегодня же…

Но моя попытка выказать участие и почтение запоздала: старик начал бурчать про обнаглевших чинуш и что-то бормотать про письмо мэру и про сопливых мальчишек, но, слава Богу, ретировался за секунду до того, как мистер Скапелло, вернувшись к моей стойке, напомнил, что все сотрудники скидываются на подарок для мисс Уинни и что если я надумаю присоединиться, то полдоллара могу занести в течение дня.

После ланча объявился негритенок. Он уже прошмыгнул мимо стойки к лестнице, когда я окликнул его:

Подойди-ка сюда, — сказал я. — Ты куда направляешься?

— Туда, где искусы.

— А что ты там читаешь?

— Книжку этого… мистера Гогена. Послушайте, я не делаю ничего плохого. Не рисую на ней ничего, не пишу… Можете проверить.

— Я знаю, что ты не делаешь ничего плохого. Слушай, если тебе так нравится этот альбом, то почему бы тебе не взять его на дом? У тебя есть читательский билет?

— Нет, сэр. Я ничего не брал, честное слово.

— Да нет же! Ты не понял. Читательский билет — это документ, который позволяет читателю забирать книги на дом. Если у тебя есть читательский билет, то тебе не придется ходить сюда каждый день. Ты в школу ходишь?

— Да, сэр. Школа на Миллер-стрит. Но сейчас лето, и у нас каникулы. Я не прогуливаю, честное слово. Я не должен быть в школе.

— Знаю. Послушай: поскольку ты школьник, то можешь завести себе читательский билет. И возьмешь книгу домой.

— Зачем вы уговариваете меня забрать ее домой? Там ее кто-нибудь испортит.

— Ну… ты можешь спрятать ее… запереть в ящике стола…

— Скажите, — спросил мальчишка, украдкой поглядывая на меня, — почему вы не разрешаете мне приходить сюда?

— Я этого не говорил.

— Мне нравится здесь. Я люблю лестницу.

— Я тоже. Но дело в том, что однажды твою книжку могут забрать другие читатели.

Он улыбнулся:

— Не волнуйтесь. Пока ведь ее никто не забрал? — И мальчуган помчался вверх по лестнице.

Ну и запарился я в тот день! Когда я уходил с работы, рубашка буквально прилипла к спине, хотя было совсем не жарко. Сев в машину, я раскрыл чемодан, забрался на заднее сиденье и, согнувшись в три погибели, переоделся в чистую рубашку, чтобы при въезде в Шорт-Хиллз походить на человека, который решил заехать к себе домой во время перерыва. Я влился в поток на Вашингтон-стрит, но никак не мог занять себя мыслями об отпуске; более того, я не мог сосредоточиться и на дороге: резко брал с места, заезжал на «зебру», задерживал движение перед светофором, раздражая и водителей, и пешеходов. Заботило меня только одно: что, если этот брыластый старик заявится в библиотеку, пока меня там не будет, и заберет любимую книгу негритенка? Меня наверняка отстранят от новой должности, да и от старой тоже.