– Не из Лос‑Анджелеса, – сказал я, глядя на усатого. За этот глаз его бы в Лос‑Анджелесе уволили.

Верзила полицейский вернул мне бумажник. Я просмотрел его содержимое. Деньги на месте. Визитки тоже. Все осталось без изменения. Я удивился.

– Скажи что‑нибудь, приятель, – сказал здоровяк. – Что‑нибудь, что заставит нас полюбить тебя.

– Верните мой пистолет.

Он задумался. Я видел, как он думал. Было впечатление, что ему наступили на мозоль.

– О, ты хочешь получить свой пистолет, приятель? – Он искоса посмотрел на усатого. – Он хочет пистолет, – объявил крепыш коротышке и снова посмотрел на меня.

– А для чего тебе пистолет, приятель?

– Я хочу застрелить индейца.

– О, ты хочешь застрелить индейца, приятель.

– Да, всего‑то одного индейца.

Он посмотрел на усатого и громогласно поведал ему:

– Этот парень очень крут. Он хочет застрелить индейца.

– Послушай, Хемингуэй , не повторяй за мной, – попросил я.

– Я думаю, парень свихнулся, – сказал здоровяк, – он только что назвал меня Хемингуэем. Как полагаешь, у него все дома?

Усатый кусал сигару и молчал. Высокий красавчик Амтор медленно отвернулся от окна и мягко произнес:

– Возможно, он просто немного расстроился.

– Я просто не вижу причины, зачем ему называть меня Хемингуэем, – волновался большой полицейский. – Меня зовут не Хемингуэй.

Тот, что постарше, сказал:

– Я не видел пистолета.

Оба они посмотрели на Амтора. Амтор сказал:

– Он у меня. Я отдам его вам, мистер Блейн. Гнилозубый здоровяк немного присел и склонился, дыша мне в лицо:

– Зачем ты назвал меня Хемингуэем, приятель?

– Не при дамах же об этом... – ответил я.

Он выпрямился и посмотрел на усатого. Тот кивнул, повернулся и вышел через открывшуюся в стене дверь. Амтор последовал за ним.

Наступила тишина. Женщина смотрела на крышку стола и хмурилась.

Большой полицейский смотрел на мою правую бровь и удивленно качал головой из стороны в сторону. Дверь снова открылась, и усатый вернулся с моей шляпой в руке. Молча отдал ее мне. Также без слов вытащил из кармана и протянул мне. По весу «кольта» я понял, что он без патронов. Я воткнул его под мышку и встал. Гнилозубый сказал:

– Поехали отсюда, приятель. Может быть, ветерок подбодрит тебя.

– О'кей, Хемингуэй.

– Опять он за старое, – печально вздохнул здоровяк. – Называет меня Хемингуэем, потому что, видите ли, дамы присутствуют.

Наконец‑то прорезался голос и у усатого:

– Поторопись!

Здоровяк взял меня под руку, и мы подошли к маленькому лифту.

Глава 24

Пройдя по узкому коридору вниз к черной двери, мы оказались на улице. Воздух был чист и свеж, туманные испарения океана не забирались на такую высоту. Я глубоко дышал.

У дома стояла машина, обычный «седан» с частным номером. Здоровяк все еще держал мою руку. Открыв переднюю дверцу, он пожаловался:

– Это, конечно, не высший класс, приятель, но ветерок приведет тебя в порядок. Тебя пока все устраивает? Мне не хотелось бы делать то, что тебе не нравится, приятель.

– Где индеец?

Он покачал головой и впихнул меня в машину.

– О, да, индеец, – сказал он. – Тебе надо убить его стрелой из лука. Таков закон. А индеец на заднем сиденье. Я оглянулся. Никого там не было.

– Черт, его здесь нет. Его, наверное, выкрали, – зубоскалил здоровяк и вполне искренне возмущался, – Ну ничего нельзя оставить в незапертой машине!

– Поторопись, – подал голос усатый и сел на заднее сиденье.