– У меня есть мысль на этот счет, – сказал он. – Она безумна, но такова уж природа человеческая. Мэрриот всю жизнь чего‑то боялся. Все мошенники – азартные игроки, в большей или меньшей степени, а все игроки – суеверны. Я думаю, Джесси Флориан была талисманом для Мэрриота. Пока он о ней заботился, с ним ничего не могло случиться.

Я повернул голову и поискал жука. Он уже попробовал два угла и полз к третьему. Я подошел, поднял его и вернул на стол.

– Смотрите, – сказал я. – Эта комната на девятнадцатом этаже. А этот маленький жучок заполз сюда, чтобы найти друга. Меня. Мой талисман, – я осторожно завернул жука в платок и спрятал в карман.

Рандэлл ошалело смотрел на меня. Его губы шевелились, но он ничего не говорил.

– Я вот думаю, чьим талисманом был Мэрриот? – сказал я.

– Не вашим, приятель, – в его голосе был едкий холод.

– Возможно, и не вашим, – мой голос был таким, как всегда. Я вышел из комнаты и закрыл дверь.

Я спустился на скоростном лифте к выходу на Спринг Стрит у фонтана Сити Холл, развернул платок и выпустил жука на клумбу.

В такси по пути домой меня интересовало только одно: сколько времени понадобится жуку, чтобы снова долезть до бюро убийств.

Я вывел машину из гаража и пообедал в Голливуде, прежде чем отправиться в Бэй Сити. Стоял прекрасный солнечный день с мягким ветерком. Я выехал на Третью улицу и проехал мимо Сити Холл.

Глава 32

Трехэтажное здание с колокольней наверху выглядело неказисто для такого процветающего города. В колокол, наверное, звонили при пожарах в старое доброе время. Бетонная дорожка, покрытая трещинами, вела к открытым двустворчатым дверям, в которых толпились, очевидно, продажные адвокаты, ждущие какого‑нибудь происшествия, чтобы сделать из него деньги. В меру упитанные, в дорогих костюмах и с дешевыми манерами. Они пропустили меня, потеснившись на пару дюймов.

Я вошел в длинный темный коридор, который последний раз мыли, похоже, в день торжественного вступления в должность Маккинли.

Деревянный знак: «Справочное бюро управления» указывал на обшарпанную стойку, за которой дремал человек в полицейской форме, а рядом с ним сидел другой, в штатском, похожий на кабана. Когда я спросил, где кабинет шефа, штатский оторвал взгляд от вечерней газеты, сплюнул в корзину, стоявшую футах в десяти от него, зевнул и сообщил, что кабинет шефа находится наверху.

Второй этаж был почище и посветлее. Дверь со стороны океана, почти в самом конце коридора, имела табличку: «Джон Вокс. Шеф полиции. Входите».

Внутри оказалось невысокое деревянное ограждение, а за ним сидел человек в форме и стучал по клавишам пишущей машинки двумя пальцами, иногда подключая третий. Он взял мою визитку, потянулся до хруста в позвоночнике и попросил подождать. А сам протиснулся в дверь из красного дерева, на которой тоже была табличка: «Джон Вокс. Шеф полиции. Посторонним вход воспрещен». Человек в форме вернулся и открыл для меня дверь в ограждение.

Я вошел во внутренний кабинет и закрыл дверь. Стол из мореного дуба стоял в глубине комнаты, как у Муссолини, и вам надо было пройти до него приличное расстояние под взглядом глаз‑бусинок.

Я подошел к столу и невольно уперся взглядом в еще одну табличку, стоявшую на нем. Рельефные буквы сообщали: «Джон Вокс. Шеф полиции». Я подумал, что уже теперь‑то это имя врезалось в мозг, как осколок, и посмотрел на человека, сидящего за столом.

Тяжеловес с короткими волосами и просвечивающимся через них розовым скальпом. Маленькие, голодные глаза, беспокойные, как блохи. Желтовато‑коричневый костюм, кофейного цвета рубашка и галстук, кольцо с бриллиантом, бриллиантовая булавка в галстуке и три положенных кончика платка, выступающих на три положенных дюйма из нагрудного кармана.