|
У меня с Олей тоже был серьезный разговор, вплоть до развода… И Оля приняла мою точку зрения, — учитывая, естественно, обстоятельства, в которые я попал, и Валерка, который вначале дичился, а потом понял меня. Жизнь — штука круглая и вроде бы удобная для движения, но на каждом сантиметре, на каждом миллиметре утыкана колючками, шины себе проткнешь очень быстро и никуда не уедешь. Но, Толя… что Бог ни делает, то к лучшему. Что у тебя, что у меня.
Геннадий замолчал, Ширяев вновь поднял бутылку с женыпеневкой. Вздохнул и произнес тихо и глухо: — Что есть, то есть… Давай запьем это сладкими остатками. — Ежели что — недолго сходить за второй бутылкой. — Не стоит. Не будем устраивать соревнование интеллекта с желудком. У меня к тебе просьба, Гена, — прежним глухим и тихим тоном проговорил Ширяев, — будешь определяться с работой — не забудь про меня, ладно? — Женьшеневая водка зазолотилась в посуде, будто произведена была на небе, а не на земле, весьма дорогой у нее был цвет, неземной. Поднял свою стопку. — Очень уж неохота идти в челноки… Или того хуже — в помогайки. Помогайками звали людей, которые помогали челнокам носить тяжелые сумки, а главное — своими паспортами они гарантировали челнокам провоз через границу нескольких десятков килограммов груза, за которые таможенники не брали зубодробительную пошлину. — Я тебя услышал, — произнес Геннадий фразу, которая в ту пору была модной в России. Особенно в криминальных кругах.
39 На Дальнем Востоке была образована новая структура — Государственная Тихоокеанская морская инспекция. Собственно, она и раньше существовала, и выполняла те же самые задачи — гоняла разных ловких людей, браконьеров, которых хлебом не корми, дай только сожрать пару-тройку сотен королевских крабов, заодно хапнуть столько же на продажу, плюс уволочь, сколько сможет, гребешков, трепангов, кукумарии, морских ежей с икрой и так далее, — только раньше эти задачи были местечковыми, а сейчас их подняли на уровень государственный, заставили заниматься этим делом губернаторов, пограничников, прокурорских работников, усилили флотскую часть инспекции, добавили судов, были готовы дать и пулеметы, чтобы коробки разных вороватых японцев, корейцев, филиппинцев и прочих пиратов превращать в щепки, но поскольку катера были сугубо гражданскими и запаха ружейной смазки не ведали, решили не обременять их боевыми стволами — стрельбой пусть занимаются пограничники, они по этой части будут специалистами покрупнее… Руководил инспекцией профессиональный моряк со штурманским образованием Сусликов Валерий Павлович, он и пригласил Геннадия поработать капитаном на одном из океанских катеров. А Геннадий, в свою очередь, взял к себе Ширяева — тот очень неплохо разбирался в самых разных машинах и механизмах, во всем, что чихает дымом, грохочет, фыркает, стучит деталями и зубчатыми колесами, шипит, пускает пар, толкает вперед автомобили и корабли, и Ширяев был рад этому безмерно. Работа у Геннадия пришлась ему по душе, он вообще проникся к Гене безмерным уважением еще в Чили, удивлялся: на мужика такой хомут повесили, что он должен был бы согнуться до земли, но он не согнулся, окровяненное лицо отмыл, ссадины залечил и продолжал сопротивляться… Ну как не уважать такого человека? Работал Ширяев старательно, этим Геннадию нравился; если вместе с пограничными катерами приходилось гнаться за каким-нибудь наглым японцем или корейцем, даже не думал о том, что из быстроходной браконьерской коробки могут посыпаться пули. Он вообще не прятался ни от пуль, ни от гибельных ветров, ни от браконьеров, да и в жизни своей повидал столько, сколько не повидала целая сотня разных других "жизнелюбов", вместе взятых. |
