Изменить размер шрифта - +
Они были едва затронуты влиянием таких ведущих культурных центров, как Варшава и Вильно на севере или Одесса на востоке; жизнь их, насыщенная коммерческими интересами, была лишена той почти крестьянской патриархальности, которую можно было встретить среди евреев в Карпатах, на юге. При этом, будучи австрийскими гражданами в условиях либеральной монархии Франца-Иосифа, они в своей тихой провинциальной заводи испытывали чувство превосходства над своими единоверцами, живущими под властью царя, ощущали себя больше западноевропейцами, причастными к прогрессу. В конечном счете они практически не отличались от других евреев Восточной Европы, но ими была создана собственная субкультура.

Это была и субкультура Шибуша. Немало персонажей «Простой истории», в первую очередь родители Гиршла — Борух-Меир и Цирл, являлись «гапицианере ид» до мозга костей. Имеются в виду практичные, с трезвым умом и хитрецой люди, стремящиеся воздать должное и Богу, и кесарю, всегда готовые посмеяться над ближним, хотя в них самих было достаточно много смешного. Столпы общества и его типичные представители, честные, трудолюбивые и преуспевающие в коммерческих делах, терпимые, доброжелательные и не забывающие о своих обязанностях перед обществом, они почти что воплощали идеал европейской буржуазии. К местечковой системе ценностей шибушских евреев примешивалось немало австрийской «гемютлихкайт» (добродушия). Поэтому, несмотря на всеобъемлющую «местечковость» окружения Гиршла, столкновение между ним и миром его родителей — не просто столкновение между старинной религиозной традицией устраивать браки с помощью сватовства и чувством юноши, который полюбил девушку, не отвечающую требованиям его отца и матери. На самом деле это часть того самого конфликта между буржуазной цивилизацией и Эросом, который играет столь видную роль в романах Манна, Пруста и других современных европейских писателей. При соответствующем изменении декораций эта история могла бы стать вполне обыденной как в Шибуше, так и в Вене или Париже начала XX века. (В «Простой истории» не упоминается никаких дат, однако несколько исторических ссылок, в частности упоминание о русско-японской войне, дают основание считать, что действие происходит в первом десятилетии XX века.)

Мы решили не торопиться с заключением, как это делают некоторые критики, что симпатии Агнона в этом конфликте в основном на стороне Эроса. Признавая, что в обществе, с которым примиряется Гиршл, нет места сильной страсти, что оно зачастую мелко, мелочно, жадно и двулично, мы тем не менее, в отличие от Боруха Гохмана, автора прекрасной статьи «Вымыслы Ш. Агнона», не стали бы утверждать, будто эта «среда, отрицающая все, что представляется нашей молодежи неоспоримой ценностью, враждебна аутентичной традиции» и, «примирившись с перспективой прожить жизнь, подобную той, какую прожили его родители…», Гиршл обрекает себя на «ужасное» будущее.

По нашему мнению, такая оценка проистекает из неправильного прочтения «Простой истории» — критик проецирует наши современные, антибуржуазные взгляды на прошлое. Если же мы будем читать книгу, оставив в стороне собственные культурные пристрастия и предубеждения, то увидим, что Агнон относится с любовью к созданным им персонажам, изображает их с нежностью и живостью. Пусть это не наш «идеал», их ограниченность очевидна, но и привлекательные черты неоспоримы. Как правило, эти люди сообразительны, остроумны, добродушны, редко способны сознательно совершить неблаговидный поступок. Они обладают таким прекрасным качеством, как социальная и семейная солидарность, способны наслаждаться простыми радостями жизни. Даже наиболее неприятные из них изображены автором не без определенной симпатии. Так, Мина, которая вначале производит на нас впечатление пустой местечковой девицы с претензиями, оказывается молодой женщиной с немалой долей мужества и находчивости, а эгоистичная, самодовольная, властная и порой жестокая Цирл в то же время умна, предприимчива, располагает к себе, т.

Быстрый переход